— Делятся, — заспорил я. — Мы в стройотряде пробовали.
— Как это? — заинтересовался профессор.
— Ну, так. Берешь кирпич и делишь. Получается два полкирпича. Их тоже можно поделить.
Профессор начал размышлять.
— То есть в принципе из одной квартиры можно получить две. Но в два раза меньшего размера.
— Да! Или четыре в четыре раза меньшего.
Профессор благосклонно кивнул.
— Вы затронули очень интересную проблему. Надо будет ее хорошенько обдумать. Но на самом деле я о другом.
Он поднял вверх указательный палец на правой руке.
— Внимательно следите за моей мыслью. Готовы?
Я кивнул.
— Вот смотрите. Мы берем клетку, клонируем нашего слесаря и получаем младенца, так? Будет ли младенец клоном?
Я кивнул.
— Да, с некоторой узко научной точки зрения, несомненно будет. Но если нам расширить наш взгляд?
Профессор развел ладони в стороны.
— Что вы видите теперь?
Я изо всех сил пытался последовать его совету.
— Не такой уж он и клон, — рискнул, наконец, сказать я.
— Ага… а почему?
— Ну, клон — это копия. А тут — слесарь и младенец какой-то.
— О! А теперь еще немного расширим и представим… другого слесаря! Ну как?
Я напрягся изо всех сил. Младенец орал, видимо хотел кушать. Слесарь смотрел в сторону и жевал бычок, его карманы оттопыривались, а ботинки были измазаны чем-то коричневым. Рядом с ним начал проявляться второй — голубоглазый, в кирзовых сапогах и клетчатой рубашке.
— Замечательно. Вижу! Два слесаря и младенец!
— Вы делаете успехи. Итак, что будет в большей степени копией нашего исходного слесаря — только что родившийся орущий карапуз, или другой слесарь — с теми же навыками, с теми же словечками, и даже рост у них почти одинаковый.
— А клетки?
— Клетки — разные. Но мы же смотрим широко, не забыли?
Я покраснел.
— Значит этот второй слесарь будет большей копией, чем младенец.
— Верно! То есть он будет клоном!
Я всматривался в открывшуюся передо мной картину. Младенец перестал плакать и с интересом смотрел за метаморфозами слесарей. Между ними постепенно стирались различия: сначала стал клетчатым комбинезон первого, потом сапоги второго испачкались чем-то коричневым.
— Действительно, профессор, вы правы. Они очень похожи!
Оба слесаря синхронно кивнули.
— Итак, мы получили клона безо всякого лабораторного оборудования! Не правда ли, замечательно?
Я кивнул.
— А жена?
Профессор помрачнел.
— В ней-то вся и закавыка. Я, как водится, поставил эксперимент на себе. Ну, то есть пригласил в гости профессора Левандовского. Он был, в каком-то смысле, в курсе моих изысканий.
— И как прошел эксперимент?
Профессор вздохнул.
— Блестяще. Клон, видимо, получился идеальным. Жена осталась с ним, а меня они выгнали.
Я посочувствовал профессору. Тот благосклонно кивнул и поинтересовался, где он будет спать. Так я стал соседом и сподвижником этого великого человека.
Глава 2. Антигравитация и проблема мусора
Антигравитация профессору — по его же словам — нафиг не была нужна. И я ему верю, так как все происходило на моих глазах. Профессор сконструировал робота-уборщика по имени Вениамин, и его страшно раздражало, что тот не может оттереть с пола остатки соуса и яичницы (эти пятна были результатом работы робота-повара, сконструированного им ранее). Он испробовал буквально все, но был, так сказать, либо недолет, либо перелет — то пятна оставались на месте, лишь слегка посвежевшие, то снимался весь пол с потрохами. Вконец осатанев, профессор заперся на ночь и к утру собрал простенький антиграв, который просто не давал отбросам шлепаться на землю. Еще неделю потребовала его настройка, так как, во-первых, антигравить надо было далеко не все (стулья, столы и прочий кухонный инструмент не должен был подпадать под действие устройства), во-вторых его действие должно было быть мягким, так как соевый соус, пролившийся на потолок лишь немногим хуже соевого соуса, пролившегося на пол.
После окончательной настройки робота мы целую неделю прожили в чистоте — падающие пищевые отходы подлетали и замирали на уровне приемного совка Вениамина и отправлялись прямиком в центр конверсии (ЦК), где прессовались в брикеты. Правда, их было невозможно выкинуть — брикеты вылетали из помойного ведра и замирали, подрагивая, на высоте примерно метра от пола. Профессор, недолго думая, перевернул ведро вверх дном — назавтра скопившиеся брикеты подняли его на уровень Вениаминовой талии. Мы утяжелили ведро свинцовыми вставками, но было очевидно, что это временная мера и долго оно не простоит. Пора было его выкидывать.