Позже, закончив со всеми мыслями самобичевания, я перешёл к другой стадии – оправдания себя. То есть, если сначала я выступал как обвинитель, то теперь решил дать слово адвокату. Во мне происходила настоящая дискуссия по этому поводу, жаждущая отыскать правду, подобная судебному процессу. «Если по-сути, то я не сделал ничего действительно плохого. Изменить ситуацию можно было только в ещё худшую сторону, так как собака вцепилась намертво. Ты же видел, что случилось, когда подоспела “помощь”? Ты хотел бы быть таким же “спасителем”, непосредственно виновным в уродстве маленькой милой девочки? Хотя о чём ты говоришь? оправдывать себя нельзя, да и оправдать невозможно. В любом случае, от меня не зависело многого. С другой стороны, мне это понравилось – этого скрывать нет смысла, только не от себя», – помню, что я тогда думал.
4
На шестой год нашего брака с Юлей я стал доктором философии. Мне повезло в жизни со всем и со всеми – это ли ни счастье любого человека. «Формально к тридцати двум годам мне удалось состояться как мужу и как профессору, осталось состояться как отцу – и жизнь окончена?» – хороший вопрос.
Жизнь оградила меня от физического труда, бедного детства, недоедания, голодания, психологических травм, дала мне самую лучшую мать и жену и в тот момент я был неуязвим, при том, что жизнь буквально только началась. Я только вышел за порог жизни, только оделся во всё самое роскошное, чистое и тёплое, надушился дорогим парфюмом – я перед всем миром и он весь передо мной.
Друзей как таковых у меня не было. Мыслей копилось с избытком. Делиться ими впрочем, я не желал, и так вышло, что я стал вести длинные беседы сам с собой. Это уже не простой внутренний диалог или полёт фантазии, или воспоминания минувших событий, это действительно прямое их обсуждение с кем-то внутри. Просто одним днём начал беседовать с диковинным соседом внутри себя. Не знаю, что могло побудить этому явлению начало. Возможно, это и есть жизненная первопричина смысла жизни – неожиданно удивлять человека, ужасать его, восхищать, заводить в тупик.
Внутреннему чуду я дал имя, чтобы понимать: кто есть кто – для этого действительно была причина. С понятием «множественная личность» я мельком был осведомлён, по этой причине я и создал имя внутреннему феномену. Моего дружелюбного соседа стали звать Яков Петрович.
Мне нравилось общаться с самим собой, точнее говоря с Яковом Петровичем. Яков Петрович довольно начитанный человек и хороший собеседник. Мы иногда могли изрядно поспорить, иногда наоборот, согласиться друг с другом во взглядах и мнениях. В чём-то он умнее меня – и это абсолютный факт. Видимо он черпает многое из моих подсознательных знаний, недоступных мне. У него в распоряжении целая библиотека всевозможных книг, которые мне удосужилось прочитать и поэтому я ему в этом завидую.
И тогда, поразмыслив, я пришёл к тому, что мой спор, после того случая с девочкой – это и был спор между мной и Яковом Петровичем. Только вот кто из нас был обвинителем, а кто адвокатом, понять трудно, так как наши с Яковом Петровичем голоса звучат одинаково.
5
Трудность возникла и поставила передо мной труднейшую дилемму. Оказалось, что Юля не может иметь детей – по словам доктора, по своей физиологической особенности она была бесплодной. Атмосфера в доме стала депрессивно-серой. Былая страсть нашего брака растворилась после заключения доктора. Дилемма ясно гласила: или любить Юлю по-прежнему, или расстаться навсегда во имя своего будущего поколения. Тогда же проявился отчётливый глас Якова Петровича:
– Необходимо прервать этот брак ради твоей природной миссии, ради тебя самого, ради всего твоего и всего людского рода. Ты прозябнешь в этом мире как мимолётное дуновение заблудшего ветра и после тебя, тебя уже не будет.
– Всё верно, это всё верно, но как же любовь? – отвечал ему я. – Как же это чувство, которое нельзя вырвать из души? А если и вырывать, то только вместе с сердцем.
– Будь сильным, ты всегда был сильным. В любом случае решать только тебе, но запомни: я – твой союзник, не твой недруг – и я несу обдуманную правду.
– Нужно думать над этим, и основательно думать. В чём-то ты всё-таки прав. И эта правда меня пугает.
Предстояло серьёзно задуматься. Юля понимала моё гнетущее состояние, понимала, что моя совесть – это сейчас была моя любовь к ней. Я стал пить, отнюдь не ради желания позабыться, наоборот, ради железного смысла решить всё сейчас. Нельзя передать свои чувства по этому поводу, когда приходиться прибегать к таким вещам как: расставить все «за» и «против» или попросту рассчитать считалочку, как будто я выбираю цвет обоев в доме и из всех разновидностей осталось два варианта, и я отдаю своё решение фатальному случаю.