С другой стороны квартиры Юли жили алкоголики, как и сверху. Не просто алкоголики, а заядлые, прожженные. В квартирах стоял вечный смрад; грязь на полу походила на рассыпанную землю; жёлтые обои, ободранные, пропитанные жидкостями всякого рода и всё в подобном духе. Внутри всегда собирались артели аморальных, придонных представителей. Нередко происходили драки на разной почве, нередко посреди ночи.
Это не был особенный дом – всё обстояло глобально. Такой «порядок» существует в каждом городе, на который приходится добрая часть домов. Ничего особенного: подсчитав сумму, можно вполне назвать это тенденцией; не большинство, но и не то количество, которое можно назвать незначительным. Потому ли не странно звучит: ничего особенного? Как оно звучит, после всего рассказанного?
Юля находилась в этом обителе порока, эксцесса, смрада, вони, грязи, тараканов, клопов, неблагополучия и прочего.
Я шёл с серьёзным видом и прокручивал слова, фразы в моём воспалённом мозгу – пытался найти общий язык с собой и сделать заготовку предстоящего объяснения и по возможности дальнейшего диалога.
Всё было неважно и просто ненужным, так как когда я позвонил ей в дверь, и она её открыла, то неподдельно радуясь, бросилась в мои объятия. На этом фоне безысходности и упадничества я выглядел благородным рыцарем: от меня шёл запах цивилизации и настоящей счастливой жизни.
9
Мы стояли в обнимку в прихожей и не говорили друг с другом. Чувствовался её запах, вскруживший мне голову, и тогда я начал корить себя, какой я есть, корить Якова Петровича, корить всё на свете, что не давало мне с Юлей обыкновенного человеческого счастья.
Затем мы посмотрели друг другу в глаза, она погладила меня по щеке, и в тот момент я почувствовал перед ней стеснение, словно она мне совсем чужой человек.
– Прости меня, – вымолвил я.
Она кивнула, однако это не означало утверждение. В её глазах виднелась боль, моё предательство и её недоверие ко мне. Это было по-настоящему справедливо.
Многое в мире происходит честно и справедливо, по велению природной задумки. Испарившаяся вода взмывает паром в небо, затем проливается на землю. И вроде бы: вода вверх – вода вниз, из земли и в землю, – но высушенное растение, от слишком интенсивного испарения таким образом не вернуть. Вроде бы всё логично, но природа задумала другое. Нельзя вытянуть из него всю воду, а потом влить назад как ничего не было – нельзя забрать и отдать. Поэтому они высыхают раз и навсегда – реанимация бесполезна. Как и человеческое извинение не придаст жизни, высушенному яростью, сердцу.
Мы сели на её простую панцирную кровать. Я осматривал всю обстановку и проклинал себя всё больше и больше; Юля начала собирать вещи, в то же время странно поглядывала на меня пугливым взглядом, натянуто и глупо улыбалась. Яков Петрович начал вести пропаганду своей точки зрения насчёт данной ситуации. Он никаким образом не заглушался мною, всё искушал меня поддаться ему и сделать так как он просит.
Дальше всё в дыму, где я уже не был мной. Сначала меня начало лихорадочить, затем я видимо уснул; Яков Петрович завладел телом и вершил свою правду.
Проснулся я посреди ночи лежащим на кровати Юли. Юля лежала рядом, и мне вздумалось вдруг, что я просто вырубился от своего возбуждённого состояния, а она прилегла со мной рядом, потому что не решилась меня будить.
Было бы хорошо, если так. Но Юля не дышала, лежала окровавленная; а я, узнав о своём преступлении, выбежал на мглистую улицу, держа в руках липкий кухонный нож, и бесследно растворился в ночной темноте.
ЧАСТЬ 2
ФЕЛИКС
«Умерли все боги; теперь мы хотим, чтобы жил сверхчеловек» – такова должна быть в великий полдень наша последняя воля!
Фридрих Ницше
«Так говорил Заратустра»
1
Этот человек меня не изменил, он лишь подтолкнул меня в самую бездну безысходности.
Прошло шесть месяцев с того момента. Какое-то время шла ожесточённая борьба между мной и Яковом Петровичем. Меня пугал сам факт борьбы с чем-то внутри меня. Ведь это настоящее сумасшествие, не правда ли? Однако голос в голове приутих, дыхание стало ровным, сердцебиение стабилизировалось, и я принял своё «Я», отвергнув инородное. Так я думал.
С Феликсом я познакомился при странных обстоятельствах. Можно даже сказать при неповторимых обстоятельствах.
Как-то я зашёл справить нужду в старый, давно заброшенный детский садик, внутри которого уже выросли огромные тополя и кусты. Я спокойно делал свои дела, как послышалось шмыганье носом и едва слышное всхлипывание. Во мне пробудился живой интерес, и я решил взглянуть может кому-то нужна помощь.