Я закрыл нос от терпкого запаха и тоже смотрел на костёр. Феликс докурил сигарету, подкурил от неё новую, и ушёл.
Синий сигаретный дым взмывал в небо и устремлялся ввысь, растворялся в пространстве, как человеческий дух. Изначально табак разжигается огнивом спички и, сгорая, меняет своё состояние: из материального становится духовным. Люди так похожи на вещи, и они не удосуживаются заметить простую истину в простых вещах, стремятся извечно всё усложнять, искать подоплёки и уловки, тем самым сами усложняют себе жизнь и себя самого. Сложность создали люди и теперь пожинают плоды собственной глупой выходки. И теперь тела людей на моих глазах становились своей сутью – испускались густым дымом вверх. На минуту задумываешься и о человеческом теле, проще говоря, трупе – безжизненном теле. Ведь это уже не тот человек – это материальный остаток человека, его память, бездушная память. Это как бутылка без напитка – без основной ценности, ради которой собственно и покупают эту бутылку. А в чём различие до смерти и после в этом теле? Всегда важно то, что внутри, ведь самая важная часть человека – его душа, тело вторично. С плохой душой, так же, как и без души, тело не так важно, либо становится неценным.
Помню, стоя и размышляя тогда, мне вспомнилось одно высказывание Лао-Цзы: «Тридцать спиц соединены одной осью, но именно пустота между ними составляет суть колеса. Горшок лепят из глины, но именно пустота в нем составляет суть горшка. Дом строится из стен с окнами и дверями, но именно пустота составляет в нем суть дома. Общий принцип: материальное – полезно, нематериальное – суть бытия». Тривиальная истина, написанная простыми словами, – а каков эффект!
Я догнал Феликса, и он рассказал мне про этих людей, каждого он знал поимённо. Это были бездомные, бродяги, просто такие же, как я, заплутавшие в заброшенном садике люди. Я не удосужился спросить, наверное, самый волнующий меня вопрос, самый актуальный вопрос: «зачем ты это делал?».
3
Я виделся с Феликсом там же и имел к нему научный интерес. Я всегда мог пренебречь общественными нормами, моральными заповедями, даже законами ради науки, ради вклада в философию. Каждый человек – фанатик чего-то в какой-то мере; я – фанатик своей науки.
Феликс страдал неудержимой манией преследования, постоянно твердил о секретных спецслужбах, запрещённых веществах, опытах на людях и массе вещей, по симптоматике сравнимых с теорией глобального заговора. Очевидно, он был одержим, поэтому после наших бесед у меня оставалось смешанное мнение о его личности.
Он поведал мне, что в самых тёмных подвалах, в самых секретных и юридически несуществующих лабораториях происходят немыслимые вещи, предвосхищающие воображение. Целая наркотическая фиеста: от транквилизаторов до галлюциногенов, все их аналоги, синтетические виды наркотиков, меняющие реальность и сознание, вплоть до полной перекодировки человеческого представления о нашем мире. Звучит наподобие теории заговора, причём самой радикальной, но он утверждал это наверно, ручался за свои слова. «Я был в тех лабораториях: там тебя держат как в пробирке. Действие наркотиков заставляет настолько расшириться твоему сознанию и пониманию, что доходит до таких вещей, будто бы ты стоишь на самой границе Вселенной, вокруг туманная вечная ночь; ты делаешь шаг вперёд и возвращаешься вновь в свою комнату. Ты вновь привязан к стулу, изводишься литрами неудержимого ледяного пота и не можешь совладать с динамикой собственного организма. Мурашки по всему телу; всё тело судорожно напряжено и голову начинает водить в разные стороны; зубы сводит – прикус становится невыносимым и кажется что вот-вот зубы повылетают из гнёзд дёсен. Ситуация параллельного мира, симуляции жизни, представляется, что это сон, но до того реальный, до того осознанный, что выглядит как жизнь. Бывало мозг заболевал маниакальными желаниями, параноидальными припадками, вплоть до поистине шизофренических реалий. Это нечто невообразимое», – рассказывал он.
Я внимательно его слушал и всё-таки не мог до конца относиться к его словам скептически. Он говорил уверено и убедительно, однако постоянно норовил оглядываться вокруг и заглядывать за меня.