— Вы видели одного из них.
— Да, но я никогда не видела его раньше. — Она говорила правду. Открыв глаза, она молча умоляла его поверить ей.
— Почему вы не сказали, что умерший не ваш брат? Стараясь сохранить спокойствие в голосе, она ответила:
— Я не доверяла вам. — Вспомнив, какие мысли появились у нее тогда, она добавила:
— Я подозревала, что он один из сыновей какой-то другой, более выдающейся йоркистской фамилии, которых слуги моего отца пытались защитить, сделав вид, что они члены нашей семьи, но я точно не знала. Потом я заболела и забыла о них.
Его испытующий взгляд буравил ее, но она не уклонилась от него, и когда после долгой паузы он так ничего и не сказал, она проговорила:
— Я… я должна идти, сэр. Не нужно, чтобы заметили мое отсутствие.
— Да, мы задержались слишком долго, — согласился он, направляясь к двери. Прежде чем уйти, он остановился и добавил:
— В будущем помните о своем языке, девочка. Не говорите ничего, чего не хотели бы, чтобы повторили другие.
Она подняла на него глаза, ее страхи исчезли, уступив место любопытству.
— Почему вам так важно, что я делаю и что говорю? Вопрос, похоже, застал его врасплох, потому что на его щеках вспыхнул румянец, но он быстро справился с собой и сказал, пожимая плечами:
— Полагаю, по привычке, ведь раньше я отвечал за вашу безопасность, и теперь мне трудно оставаться равнодушным. Я чувствую то, что чувствовал бы, если бы одна из моих сестер вела себя так глупо.
— А я полагаю, что ваши сестры, бедняжки, немедленно подчинились бы вам, — резко ответила она, не имея ни малейшего представления, почему его слова мгновенно разожгли ее темперамент. Однако она ясно сознавала, что не хотела бы, чтобы он обращался с ней как со своими сестрами. Она дерзко смотрела на него и ждала ответа.
Он молчал, но его ответный взгляд возмутил ее. Ей показалось, что он просто терпелив с ней и ждет, что она справится с собой, будет разумной, поймет, что с ее стороны глупо дразнить его. Но вместо успокоения его поведение произвело на нее противоположное действие.
— Так что, вам нечего сказать, сэр Николас?
— Нет необходимости отвечать на ваш вопрос.
— На такой глупый вопрос, вы хотели сказать, полагаю! Он ничего не ответил.
— О, вы просто бесите меня! Вы обращаетесь со мной как с ребенком, требуете, чтобы я молчала, не высказывала свое мнение, как будто Элизабет не знает, что я думаю о ней.
— Есть разница, — строго предупредил он, — между высказыванием своего мнения наедине с Элизабет Плантагенет…
— Я не просто высказала ей свое мнение, я дала ей пощечину!
— Вы — что?
— Вы слышали меня! — Она не рассказывала даже Мэдлин о пощечине, но сейчас уже не могла остановиться. — Она приехала в Шерифф-Хаттон и нагло болтала о том, что Ричард прислал ее туда, чтобы утихомирить глупые слухи об убийстве Анны и женитьбе на ней! Ее слова были полной чушью. Я… я потеряла самообладание и ударила ее — сильно! — Ее ладонь заныла от одного воспоминания, и она потерла ее о юбку.
Сэр Николас на мгновение сжал губы:
— Есть огромная разница между женщиной, лишенной своего привычного положения и вынужденной преклонить колена перед узурпатором, и женой короля. Есть опасности, которые вы не можете…
— Какие опасности? Какая опасность может угрожать мне, подданной короля, в его собственном дворце? Вы говорите чепуху, сэр. — Она снова нетерпеливо дернулась, чтобы пройти мимо него и взяться за щеколду. Он поймал ее за руку и, не давая опомниться, одной рукой с силой прижал к себе, а другой взял за подбородок и прильнул к ее губам быстрым жадным поцелуем.
Она попыталась вырваться, но ее как будто пригвоздило к его мощному телу. Свободной рукой Элис изо всех сил колотила по нему, но сделать ничего не могла.
Наверное, он хотел показать ей, как глупо считать себя в безопасности во дворце, где все мужчины — от грубых йоменов-стражников до рыцарей — привыкли, чтобы их любые требования выполнялись немедленно. Но когда его губы и руки коснулись ее, огонь желания, раньше неведомый, вспыхнул в ней, пронесясь горячей волной с головы до ног через каждый нерв и мускул. Пламя оказалось таким жарким, что ей потребовались все силы, чтобы не сгореть в нем, смягчаясь, уступая, сдаваясь.
Через несколько секунд сэр Николас отпустил ее, отстранив с такой быстротой, что она едва не задохнулась. Быстро опомнившись, Элис занесла руку для удара.
— Не смейте! — рявкнул он.
Рука замерла в воздухе. Элис стояла неподвижно, глядя ему в глаза. Выражение его лица смягчилось, и на секунду Элис увидела совсем другой взгляд. В нем была мягкость и что-то еще, заставившее жар опять заструиться по ее венам. Но такой взгляд быстро сменился другим, хорошо знакомым. Сэр Николас забавлялся.