Я выехал на поляну в центре лагеря и остановился. Кольцо готтентотов сомкнулось вокруг меня. Сопровождавшие меня уже оживленно сновали в толпе, болтая и смеясь. Кое-кто из мрачных женщин перекидывался с ними словами. Я прикинул — тут было человек двести. Мальчишки пробрались вперед и сидели на корточках, внимательно меня разглядывая. Меня называли Длинный Нос. Терпеливо, подобный конной статуе, я ждал, пока меня примет вождь племени.
Готтентоты не понимают церемониала и выказывают лишь поверхностное почтение к власти. Их вождь не мог меня принять. Он был старый, больной, возможно умирающий. И тем не менее я хотел его увидеть. Я настаивал. Я спешился и вынул из подсумка свои подношения. Пожав плечами и улыбнувшись друг другу, они проводили меня всей шепчущейся ордой к открытой двери хижины. Согнувшись, я шагнул внутрь. Они ввалились вслед за мной — сколько поместилось. Внутри было полно мух и пахло мочой. На ворохе шкур лежал человек. Больше я ничего не мог различить в сумраке. У изголовья сидела девушка, отгоняя мух веткой. Маленький человечек толкнул меня под локоть и сунул мне в свободную руку чашку. Я взглянул на него. Он улыбнулся и кивнул. Я отхлебнул. Это было кислое молоко, сдобренное чем-то — кажется, медом.
— Он болен, — прошептал человек, стоявший рядом со мной.
— Что с ним такое?
— Он болен.
Я вернул чашку и склонился над постелью. Я уже привью к темноте и видел лучше. Больной спал. У него были седые волосы и борода.
— Где у него болит? — спросил я.
— Нога. — Человек рядом со мной похлопал по своей собственной ноге.
Фигура на постели была укрыта от груди до лодыжек.
— Вы даете ему лекарство? — Я посмотрел на девушку.
Она отвела глаза. Она была слишком молода, чтобы разговаривать с мужчинами. Я взглянул на людей, стоявших вокруг меня.
— Да, да, много лекарств.
— Он будет жить?
— Да, он будет жить. — Улыбки.
Я не мог добиться от них правды. Он умирал — похоже, рак готтентотов. Они промывали ему болячки мочой и, возможно, делали вливания. В ногах его кровати я положил моток проволоки, табак, трутницу и нож, которые принес с собой. Потом повернулся и зашагал к своей лошади. Этих людей можно было игнорировать.
Человек, который прежде ехал верхом на воле, положил мне руку на плечо:
— Вы должны остаться и поесть с нами, все вы. Вы проделали долгий путь, ваши волы устали. Останьтесь на несколько дней. Потом я пошлю с вами проводника. В этой стране есть плохие люди. Вы не будете в безопасности, если поедете одни. Оставайтесь с нами. Мы будем вас угощать.
Кто он такой? Вокруг меня столпились люди. Я узнал лица людей из того отряда, который встретил мой фургон. Один что-то шептал на ухо всаднику на воле. Тот оттолкнул говорившего локтем. Я спокойно заговорил:
— Благодарю вас за гостеприимство. Я был бы счастлив остаться. Но мои люди ждут меня. Я должен отдать им распоряжения. Мы обязательно вернемся.
Вид у них был недовольный, но никто не помешал мне вскочить на лошадь. Легким галопом я поскакал к фургону. За мной увязалась ватага детишек.
Дела там шли неважно. Кольцо дикарей собралось у хвоста фургона, где Клавер вроде бы с кем-то дрался. Остальные четверо моих людей беспомощно стояли сбоку.
— Что тут происходит? — спросил я и посмотрел на Плате. Тот с несчастным видом пожал плечами. — Я оставляю вас на полчаса, а когда возвращаюсь, тут полный беспорядок!
— Они воруют, господин.
— Так сделайте же что-нибудь! — заорал я.
У меня крутой нрав. Все, в том числе намаква, повернулись ко мне. Я поднял хлыст над головой и нанес удар по толпе. Все кинулись врассыпную, бросив Клавера и чужого мальчишку, которые сражались из-за какого-то маленького мешка. Перегнувшись, я хлестал их до тех пор, пока мальчишка не бросился наутек. Клавер лежал на спине, вцепившись в мешок. Хорошая сторожевая собака! Ему, должно быть, около пятидесяти.
— Встань! — крикнул я ему. — Tы здесь за все отвечаешь! Что происходит?
Клавер поднялся на ноги. Он так тяжело дышал, что не мог говорить. Резко повернувшись к остальным, я заметил ухмылку Адониса. Он увернулся, и хлыст огрел его по плечам.
— Впрягай волов! Всех! Немедленно! Двойная упряжка! — Лицо у меня побагровело. У них совсем нет воли, они рождены рабами.
Готтентоты собрались поодаль в маленькие группы и внимательно следили за нами. Я подъехал к ним.
— Первого, кто дотронется до моего фургона или моего вола, я застрелю из этого ружья! Это ружье вас убьет! Возвращайтесь в свои дома!