Течение было быстрым, вода – ледяной. Если второе не пугало, ведь Эсмина давно не чувствовала холода или жара, то сильное течение могло ее унести. С тех пор как Кройн лишил ее силы клана, она очень ослабела. Раньше бросилась бы в быстрые воды, даже не задумываясь, сейчас же замерла на берегу, кусая бескровные губы.
Подняв ладони к лицу, Эсмина огладила впалые щеки, провела по все еще тугой груди, тонкой талии, опустила руки на покатые бедра. Она исхудала, но еще не достигла той точки, после которой возврат к привычному существованию и человеческому виду невозможен. У нее еще осталось немного времени, но слишком мало. Пока она могла предложить людям сделку. Все, что у нее есть, – это тело. Отдать его похотливому селянину за глоток крови сейчас представлялось вполне разумным.
А если она не сможет остановиться? После столь длительного голода Эсмина сомневалась в том, что глотка ей хватит. А Ялмар не такой большой, чтобы договариваться сразу с двумя людьми. Или она все усложняет? Отправиться в деревню, найти первого попавшегося пастуха или дровосека, соблазнить, а дальше будь что будет? Кровь придаст силы, убежать она сумеет. Но если поделившаяся с ней кровью жертва умрет, люди непременно начнут облаву.
Эсмина помнила жуткие времена лет пять назад, когда селяне одной деревни, в которой «питался» клан, пригласили профессионального охотника на вампиров. Тот человек знал свое дело. Потеряв с десяток сестер и братьев, Кройн вынужден был бежать, впервые добровольно оставив «пастбище». Эсмине тогда не посчастливилось лично встретиться с охотником, который оставил ей на память длинный шрам поперек спины – след кнута с серебряным шипом на конце.
Погрузившись в невеселые думы, вампирша вернулась к берегу и побрела в высоком тростнике, который цеплялся за разорванную юбку и растрепанные волосы, уже спускавшиеся ниже бедер. Превратившись в изгоя, Эсмина перестала следить за внешностью. Волосы у вампиров росли еще быстрее, чем когти, а подрезать их – процедура сложная. Длинные пряди могли взять только серебряные ножницы, обращение с которыми требовало большого умения. Обычно ей помогал с этим Кройн, у которого такие ножницы имелись. О том, чтобы Кройн лично обрезал им волосы, мечтали многие сестры клана, усматривая в этом процессе едва ли не сексуальное действие. Эсмину стрижка всегда напрягала, ей нравились длинные локоны. Кройн же обрезал их так коротко, что первые дни она всегда напоминала мальчика.
Кройн… Что она сейчас к нему чувствовала? В клане он был всем – мужем, отцом, братом, любовником. Всем, только не другом. Ненавидела ли его? Пожалуй, нет. Ненависть – слишком сильное чувство для вампира, особенно для голодного, когда все его мысли занимает только кровь. Жажда всегда была главным чувством, затмевая остальной мир. Странно, что только сейчас, на грани полного истощения, когда голод стал не просто чувством, а зовом, звучавшим с каждым биением сердца, Эсмина задумалась о том, каково это – ощущать что-либо еще? Например, от ненависти она сейчас не отказалась бы. Возможно, чувство причинило бы ей сильную боль, сравнимую с той, когда прижигают рану раскаленным железом, но это же ее бы и излечило. А так – ни обиды, ни злости, ни гордости, ни ненависти. Один зов крови, беспощадный и… бессмысленный.
За такие мысли Кройн, который умел проникать в голову, мог и наказать, и Эсмина по привычке испуганно оглянулась. Но нет, клан с его традициями и правилами остался в прошлом, а здесь, в Млыве, она одна. Даже звери ушли, не желая иметь с изгоем ничего общего.
Идти в тростнике было тяжело, и Эсмина остановилась, не понимая, зачем выбрала такую сложную дорогу. Слева от нее начинался овраг, покрытый сухой травой, свалявшейся в охапки и маленькие стожки. Пробиться сквозь такую преграду молодым весенним росткам трудно, зато шагать по «подушке» из прошлогодней травы – одно удовольствие. Впрочем, Эсмина давно уже не понимала мотивов своих поступков. Вероятно, сказывалось истощение, и голова соображала плохо.
Выбравшись из тростника, она уселась в сухую траву и принялась равнодушно наблюдать за окружающим миром. Что-либо делать вообще расхотелось. Наверное, если бы рядом оказалось подходящее болото, Эсмина воспользовалась бы советом Кройна и легла на дно. Бесконечно блуждать по Млыву было невыносимо.
Звери из леса, может, и исчезли, зато насекомых этой весной пробудилось достаточно. Вокруг ее головы озабоченно летали мошки, по босым ногам ползали ранние клещи с красными брюшками, какие-то паучки забрались в волосы. Клещи, конечно, призадумались. Они чувствовали в ней кровь, но Эсмина была холоднее, чем остатки снега, местами сохранившегося в лощинах, и мелкие кровососы не могли понять, стоит ли тратить усилия или лучше искать другую жертву. Вампирша им не мешала, пытаясь вспомнить, какая цель привела ее к этому берегу, поросшему тростником и березами. Ведь утром она еще находилась в горах, где несколько дней подряд искала коз – все безрезультатно.