Вообще с каждым днём становилось всё скучнее и противнее наблюдать за этим. Никакой логики. Слепое поклонение побрякушкам и всё. Никакого хоть сколько-то значимого движения.
Всё это оставляло гнетущее впечатление. Но хоть снегопад усилился, за нас маскируя любые наши следы и создавая из нашего убежища огромный сугроб, ничем не отличающийся от соседних.
Эмиль
Зима шла своим ходом, постепенно набирая обороты, засыпая город снегом и разрисовывая окна дома морозными узорами. Напрасно я думал, что проблема с Антерисом вскорости решится. Он старательно делал вид, что не знаком со мной, да и девчонок сторонился, и вот уж этого они ему не были готовы простить от слова «совсем».
А мне было тяжело на совместных занятиях от молчаливого напряжения, от старательного притворства.
Поэтому, как-то незаметно, я старался не находиться с ними всеми тремя слишком близко. Да и после окончания занятий часто задерживался в Академии — не хотелось идти в пустой дом. Исключениями были только вечера, когда мы с девушками заваливались в ту кондитерскую, хозяин которой уже махнул рукой на опасливый пиетет и оказался довольно приятным малым, с удовольствием советовавший нам самые вкусные пирожные. Хотя, возможно, его доброжелательность была связана с притоком клиентов, которые были не прочь поглазеть на «странного нелюдя, что ест пирожные».
Так минула половина зимы, а Сирис всё не возвращался.
Однажды я заметил, что дома никто не убирается, по пыли, да и следам на полу. Поэтому пошёл в ванную и, пока та наполнялась журчащей водой, грел в руках синюю жемчужину, перекатывая её с ладони на ладонь.
Последнее время у меня вошло в привычку брать её в руки прежде чем улечься спать.
Ванная наполнилась, я закрыл кран и в задумчивости посмотрел на ровную гладь, пошедшую рябью от упавшей с крана капли.
Протянул руку с жемчужиной, но затем убрал голубой шарик в карман и вытащил пробку, выпуская воду.
А следующим вечером разыскал магазин бытовых принадлежностей и с рвением изничтожил всю грязь и пыль, что нашлась в доме. Затопил камин в зале и, заварив себе один из травяных чаёв, уселся на диван, смотреть, как танцуют языки пламени, весело уничтожая поленья, что я подбрасывал.
С того дня вечера́ возле камина стали моим правилом, что ли. Было намного уютнее сидеть возле него с книгой или просто закутавшись в плед и потягивать тёплую кровь, чем в свой комнате. Лишь пару раз мою идиллию нарушил двойник Наставника, бессловесной тенью выскользнув за пределы дома и так же вернувшись обратно, оставляя за собой мокрые следы, которые я с ворчанием вытирал купленными тряпками.
А однажды я проснулся от жуткого холода. Выдохнув, увидел облачко пара сорвавшееся с моих губ.
Не понимая, в чём дело, кутаясь в хоть как-то удерживающее тепло одеяло, вышел из комнаты. В остальном доме тоже было очень холодно. Пройдя вправо, положил ладонь на чугунную батарею. Она была ледяной.
Выругавшись про себя, я кое-как спустился вниз и дрожащими от холода руками развёл огонь в камине, радуясь набирающему силу языку пламени, как родному.
Когда хотя бы в одной комнате потеплело, а я перестал стучать зубами, способность мыслить вернулась ко мне.
Я никогда не интересовался устройством отопления в доме Сириса, а элементали, похоже, занимались ещё и этой регулировкой. Вот только сомневаюсь, что они будут в состоянии починить вышедшее из строя...
Собравшись с духом, я спустился в подвал — туда, где была домашняя лаборатория Сириса. Скорее всего, котёл должен быть там. Я оказался прав. Незаметная дверка справа в стене лаборатории вела в небольшую котельную, где сразу зажглось несколько светильников, стоило переступить порог.
Однако моих познаний хватило только чтобы обойти вокруг чёрного пузатого котла, открыть решётку, за которой был какой-то треснувший кристалл и всё. Как заменить, словно припаянный кристалл, что делать с вентилями на трубах, шедших от котла я не имел ни малейшего понятия. Но, что хуже всего, я даже не знал, у кого можно спросить.
Нарезав ещё пару кругов возле холодной железяки, я, плотнее закутавшись в одеяло, поспешил из подвала, чувствуя, как немеют пальцы.
Оставаться в остывающем доме не было ни малейшего желания, поэтому я, быстро переодевшись, вышел на улицу, где, по ощущениям, было даже теплее.