Люди толпились у входа в большой паб, в то время как другие стекались в турецкий ресторан, стоящий у самой воды. Там же был псевдофранцузский ресторан (довольно хороший, Джеку нравились пироги с начинкой, которые там готовили), несколько итальянских заведений на верхнем уровне и множество баров, кофеен и, ниже по Бьют-стрит, магазины, галереи и даже комедийный клуб.
Пятьдесят лет назад он вёл здесь инопланетянина, замаскированного под эвакуированного ребёнка, и тогда вокруг была лишь грязь и сырость. Склад, через который в 1941 году можно было попасть в Хаб, давно снесли, и теперь примерно на том месте, где он стоял, располагалась пиццерия. Всякий раз, когда Джек заходил туда, там было полно высоких валлийцев с громовыми голосами, развлекавших своих миниатюрных валлийских мамочек, чьи голоса были мягкими и певучими. Джек любил Уэльс, валлийцев, весь этот местный дух и стиль. Раз уж ему пришлось провести на Земле 150 лет, он мог бы оказаться и в местах похуже.
Представьте себе, если бы пространственно-временной разлом находился в Суиндоне. Конечно, Суиндон был довольно милым местом с интересной системой дорог, которая могла бы одурачить любого случайно заглянувшего туда инопланетянина, но у суиндонского Торчвуда не было подходящих условий для этого.
И красивого залива.
Джек прошёл мимо баров и отелей на Бьют-стрит, заглянул в «Jubilee Pizza» (конечно, это было не так здорово, как ресторан у залива, но там быстрее можно было получить еду навынос), а затем направился к одному из новых жилых районов — Сенчури-Уорф, странной коллекции квартир на побережье, в которых никогда нельзя было понять, где находишься — в Бьюттауне или Грейнджтауне. Хотя не то чтобы это имело принципиальное значение.
Он зашёл на охраняемую территорию, преодолев электронную систему безопасности «только для жильцов» с помощью своего прибора, который носил на ремешке на запястье, и свернул к интересующему его дому.
Он набрал номер, зная, что в квартире есть видеодомофон и что жилец, как только увидит его, сразу же отправит его восвояси.
Включи своё обаяние, Джек. Это всегда срабатывает.
— Эй, это я, — сказал он, когда ему ответили.
Послышался звук удара, а затем — приказ уходить, который мог бы быть оформлен более вежливо.
— Я принёс ужин, — добавил Джек и помахал пиццей перед камерой. — Гавайская, с дополнительной порцией грибов.
Дверной замок щёлкнул, и Джек вошёл. Поднявшись по лестнице, он вскоре очутился на четвёртом этаже.
Дверь квартиры была открыта, и Джек прошёл внутрь, отметив запах недавно принявшего душ мужчины. Несколько направленных вверх ламп освещали просторную гостиную с тремя стеклянными дверьми и видом на реку Тафф и простирающийся вдаль город, освещённый словно на Рождество.
Идрис, с влажными волосами, был одет в халат. Он не улыбался.
— Чего ты хочешь?
Джек протянул ему коробку с пиццей. Идрис взял коробку, открыл её, оторвал кусок пиццы и стал есть.
— Да. Хорошая еда, — сказал Идрис. — Так что тебе нужно?
— Кусочек пиццы?
— Купи себе сам, — Идрис взял ещё кусок.
Джек вытащил из кармана шинели книгу.
— Мои люди в опасности. Мне нужны ответы, которые касаются этой книги.
— Это дневник, — заметил Идрис, не прикасаясь к ней. — Замок взломан, так что дневник личный. Предполагаю, что не твой.
— Теперь — мой.
Идрис сполоснул руки под краном, тщательно вытер их и сел за кухонный стол, включив верхний свет.
Он быстро пролистал обгоревший дневник, не утруждая себя тем, чтобы прокомментировать повреждения.
— Итак?
Идрис пожал плечами.
— Итак — что? Хочешь узнать первое впечатление? Я думал, что у вас в Торчвуде есть технологии, которые скажут тебе всё, что ты хочешь знать.
— Те люди, попавшие в беду? Одна из них — Тошико Сато. Она была бы единственным, кто сказал мне то, что приходится спрашивать у тебя.
Идрис нахмурился.
— Японка, родители были связаны с военной службой. Раньше она была в каком-то малоизвестном подразделении Министерства обороны, да?
— Ты знаешь моих сотрудников?
— Я знаю свою работу, — огрызнулся Идрис. — Держаться на шаг впереди тебя невозможно, но знать, кто твои люди — вполне. — Он постучал пальцем по дневнику. — Если не учитывать его обгорелое состояние, это дневник. Возможно, эдвардианской эпохи, обложка из искусственной кожи, механизм блокировки относится к несколько более позднему периоду, возможно, к 1920-м, и заменяет оригинальный.