– На мои земли этим людоедам ходу нет! - Ниен скрестил руки на груди. - Я не потерплю их здесь. Если кто осмелится только показать нос, его плетьми выгонят из моих владений.
– Если вы его опознаете. Ты полагаешь, они носят на себе ярлыки? И как ты собираешься помешать своим слугам и работникам слушать их? Нет, дядя. Ты так же бессилен заставить ВайПрадхов молчать, как и защитить Бевиаретту. Это касается не только тебя - все вонарские плантаторы на берегах реки в том же неприятном положении. И я могу повторить всем в точности то же самое, что сказал тебе. Будьте благоразумны. Приготовьтесь к бегству в любой момент. Неплохо было бы вообще вернуться в Вонар.
– Что за чепуха! Об этом и говорить нечего!
– Так я и думал. Хорошо, тогда я возвращаюсь к своему первоначальному совету. Будьте готовы вернуться в ЗуЛайсу и укрыться в городской резиденции. Это здание, по крайней мере, может выдержать осаду.
– Ты преувеличиваешь. Всегда был паникером. - В голосе Ниена не было убежденности. Он встревоженно переглянулся с женой.
– Я надеюсь, что преувеличиваю, дядя.
– Ну хорошо… просто чтобы тебя успокоить, я последовал твоему совету и направил письмо во Труниру, не так ли?
– Думаю, ты об этом не пожалеешь. На минуту установилось напряженное молчание, но Тиффтиф во Чаумелль не способна была молчать так долго.
– Вот мы и выслушали нашего пророка. А теперь не поговорить ли о чем-нибудь более приятном? - прощебетала она.
– Быть может, в другой раз, - ответил ей Ренилл. - У меня еще осталось второе дело. Я должен посоветоваться с Зилуром.
– С Зилуром… Этим жутким старым безумцем? Ой, Ренилл, извини, но…
– Он по-прежнему живет у колодца?
– Ты не найдешь его там, - сказал Ниен.
– Вот как? Почему? - Ренилл внутренне сжался. Зилур умер? Он уже стар и так хрупок. Если умури скончался в последние несколько месяцев, Ниен вполне мог счесть такую мелочь недостойной упоминания в одном из своих редких писем. Тиффтиф, лучше разбиравшаяся в его чувствах, приберегла бы эту новость до минуты, когда она ударит побольнее. Очень похоже на них обоих, предсказуемо, но все-таки он оказался к этому не готов.
– Старикашка уже несколько недель как прихватил свои пожитки и съехал. Даже не спросив моего дозволения. Поведение, выходящее за всякие рамки.- Ниен покачал головой.
Жив. Смерть еще не взяла свое. Облегчение было почти болезненным, но Ренилл не позволил чувствам отразиться на лице.
– Что же заставило его уехать? - поинтересовался он, изображая ленивое любопытство.
– Уязвленная гордыня, я полагаю. Обиделся, видите ли. Настоящая желтолицая примадонна!
– И что же уязвило его гордыню, дядюшка?
– На последней полугодичной сессии Совета Округа мы запретили преподавание этой чепухи насчет Дворца Света.
– Запретили? Понятно. Могу я поинтересоваться, почему?
– Я решительно убежден, что эта суеверная болтовня оказывает вредное влияние на умы молодых туземцев. Задерживает их развитие, питает предрассудки, создает противодействие прогрессивным переменам и всякому благотворному влиянию…
– Нашему влиянию, ты хочешь сказать. Может быть, тебе неизвестно, что Дворец Света является частью традиционной авескийской культуры двухтысячелетней древности, насколько мы можем судить, и…
– В том-то и беда. Устаревшие столетия назад глупости. Ты знаешь, они утверждают, что в этом их Дворце есть комната с серебряным водопадом пяти сотен футов высотой, десятью тысячами золотых звезд, стадом газелей и рыбой с алмазной чешуей, плавающей в воздухе? Все в одной комнате. Ну не смешно ли?
– Этого не следует понимать буквально, дядя. Это символизирует… впрочем, не важно. Возможно, ты переоцениваешь наносимый вред.
– Не думаю.- Ниен во Чаумелль приосанился.- Я счел своим моральным долгом поделиться своим мнением с другими членами Совета, и, к счастью, обнаружил, что большинство разделяет мои убеждения. Так что Дворец Света в нашем округе теперь под официальным запретом, и не только в нашем. Когда старик Зилур узнал о нашем решении, он собрал свое добро и убрался отсюда.
– И даже не спросил разрешения, - язвительно пробормотал Ренилл.- Что ж, дядя, не сомневаюсь, что ты с облегчением избавился от столь неблагодарного субъекта, однако факт остается фактом - мне необходим его совет, и потому, с твоего позволения…
– О, неужели ты уже уходишь? - Тиффтиф вцепилась в локоть Ренилла. - Не покидай нас! Мы все сгораем от желания услышать последние новости из ЗуЛайсы. Моя племянница Цизетта будет безутешна, если ты не скажешь ей хоть нескольких слов.
Ренилл усмехнулся, глядя в ее сладкие, все понимающие глазки. Цизетта в'Эрист уже два года доводила его до бешенства сменой кокетства и ледяной холодности, и жена дяди прекрасно о том знала, но он не собирался признавать перед ней, что задет.
– Пожалуйста, обещай, что подаришь нам хотя бы еще час! - ее улыбка оставалась приклеенной к губам, пальцы втыкались в мышцы руки.
– Как я могу отказать тебе? - воскликнул он, мечтая поскорей отвязаться.
– Милый Ренилл! Ты вернул нам солнечный свет! - Тиффтиф выпустила его локоть. - Теперь ты должен пойти и уделить минутку Цизетте. Не то она расстроится, да и кто может осудить ее? Видишь, вон она там, со своим новым малюткой.
Со своим малюткой? Взгляд Ренилла устремился в направлении указующего перста Тиффтиф к тонкой девичьей фигурке на дальнем конце комнаты. Издалека она выглядела такой же стройной и грациозной, как обычно, но головка в золотистых кудряшках любовно склонялась к лежащему на ее руках свертку.
Цизетта… Смешливая, задиристая, легкомысленная молодая Цизетта - замужем и с ребенком? Когда она успела? И за кем замужем?
Ренилл развернулся и решительно направился к ней, не замечая сладкого хихиканья за спиной. Он быстро пересек обширную гостиную и, приблизившись, заметил, что младенец у нее на руках невероятно уродлив. Щекастое бурое личико с широкими ноздрями и большим безгубым ртом. У него мелькнула мысль, что Цизетта вышла за туземца, иначе откуда бы взяться такому смуглому ребенку, но это было невозможно, такого просто не могло случиться…
Цизетта в'Эрист подняла глаза - по-прежнему самые голубые в мире глаза - и улыбнулась, показывая ему самые очаровательные на свете ямочки на щеках.
– Ренилл! - воскликнула она прежним, звонким и певучим как флейта голоском. - Иди сюда, познакомься с моим новым чудесным малюткой!
Чудесный малютка разинул очаровательный ротик, и оттуда выстрелил дюймов на четырнадцать тонкий синеватый язычок. Пролетавшая мимо муха приклеилась к кончику языка и вместе с ним втянулась обратно. Пасть малютки захлопнулась.
«Лесной младенец», местное земноводное, получившее это название за карикатурное сходство с новорожденными человеческими детьми. Авескийцы держались от них подальше, считая, что это животное приносит несчастье, но вонарские женщины и дети часто брали их в дом в качестве любимцев. Ренилл уже сталкивался с ними прежде, но на этот раз был застигнут врасплох и полностью попался на розыгрыш. Он почувствовал странное отвращение.
– Его зовут Муму Великолепный. Он любит летучих мушек и лесть. Ужасно тщеславен! Я от него без ума, он может делать со мной что хочет, прекрасно это понимает и беззастенчиво пользуется. Но что я могу поделать? - Она беспомощно пожала плечами.- Я влюблена.
– Счастливчик Муму. Надеюсь, он ценит свое счастье.
– О, нет! - Цизетта оттопырила губки.- Он настоящее чудовище, во всех смыслах этого слова. Он ужасно обращается со мной.
– Может быть, в том-то и секрет его успеха. Однако ты, кажется, прекрасно переносишь страдания. Материнство тебе к лицу.
– Правда? О, но я стала такой старой, такой глупой, такой скучной! Просто дряхлая старуха!
– Сколько тебе, двадцать два?
– Негодяй! Мне двадцать один! Я действительно выгляжу такой старой?