– Все равно, Шишка решила оставить меня без еды…
– Она и со мной часто так обходится.
– …Пока я не прочитаю ей чужие письма, украденные ее муженьком или его подручными.
– Так-так. Придется, значит, прочитать.
– Нет.
– Почему?
– Можешь считать, что этого не позволяют мои понятия о морали. А может, я просто не люблю, когда мне выкручивают руки. Сразу пропадает охота совершать добрые дела.
– Ну и глупо. Останешься голодным!
– Кто бы говорил! Не тебе ли только вчера Шишка приказала скрыться с глаз, а ты ослушался и обзывал ее всякими словами, за что и остался без обеда и без завтрака. Зачем ты это сделал?
– А мне нравится ее бесить. - Зеленушка на минуту задумался.- И еще - она не заставит меня ее слушаться.
– Ну вот.
– А может, это пустая болтовня? Может, Высокочтимый не читает, потому как не умеет?
– Вернее, не желает.
– Но ты правда это можешь?
– Читать? Научился еще ребенком, гораздо младше, чем ты теперь.
– Я-то не ребенок. Никогда не был ребенком!
– Может быть, это еще придет со временем.
– Хм… - Зеленушка подошел поближе и присел.- Хотел бы я выучиться читать!
– Достойное желание. И вполне выполнимое.
– Мне нечем платить учителю.
– Не все учителя требуют платы. - Перед глазами Ренилла на мгновенье предстало лицо Зилура и снова исчезло.
– Ни один учитель не потерпит, чтобы хоть тень Безымянного коснулась кончика его туфли.
– Я знаю по крайней мере одного, который не стал бы возражать. К тому же это авескийская точка зрения. Вонарцы обходятся без таких предрассудков.
– Что верно, то верно, зато вонарцы презирают нас всех скопом.
– Не все вонарцы - снобы.
– Пускай Высокочтимый попробует это доказать! - с вызовом бросил мальчишка.
– Как я тебе докажу?
– Научи меня читать!
– Я? - Ренилл опешил. Должно быть, голод и слабость притупили его способность соображать, раз он не увидел, к чему клонит парнишка.
– Если ты правду сказал, тогда научи меня. Сегодня. Сейчас.
– Это не так просто…
– Ага! Вот и попался.
– Послушай, Зеленушка. За один день читать не выучишься. Тут нужна не одна неделя, а у меня нет столько времени. По правде сказать, я намерен убраться отсюда, как только встану на ноги. А то и раньше, если сумею уговорить кого-нибудь отнести в вонарскую резиденцию записку с просьбой о помощи…
– Ну, поучи, сколько успеешь, пока ты здесь.
–Я…
– Учи меня, а я принесу тебе хлеба, когда вокруг никого не будет. Можешь мне поверить, я сумею. Видал? - Зеленушка вытащил из кармана огрызок лепешки. - И еще раздобуду, правда!
– Где ты…- Ренилл осекся и предостерегающе махнул рукой. Зеленушка мгновенно упрятал корку обратно в карман. Едва он управился, как перед ними оказалась Шишка со своим унылым супругом.
– Ну, что ты тут затеваешь? - ласково вопросила она.
– Я затеваю? - поразился Зеленушка, состроив совершенно невинную мину.
– Убирайся отсюда, негодник, - беззлобно посоветовала Шишка. - Нам с Высокочтимым надо поговорить о деле, а ты тут мешаешься.
– О каком деле?
– Не твоя забота.
– Высокочтимый мне как брат. Он меня не гонит!
– Вон!
Шишка шагнула к мальчишке, и сорванец предусмотрительно отскочил на несколько шагов, однако остался в пределах слышимости. Женщина больше не обращала на него внимания. Повернувшись к мужу, она приказала:
– Покажи ему!
Зуда живо повиновался, вытащив на свет три запечатанных конверта.
– Новые письма, - без нужды пояснила Шишка. - Только что получены. Высокочтимый прочтет их вслух.
– Кажется, вчера вечером мы уже обсудили этот вопрос, - возразил Ренилл.
– А, то было прошлым вечером. - Она не утратила показного добродушия. - Без сомнения, с тех пор Высокочтимый успел поразмыслить. Без сомнения, он передумал. Его сердце смягчилось.
– Стало еще тверже, - заверил ее Ренилл.
– Сердце - понятно. Ну а желудок? Не пустовато ли там?
Ренилл промолчал.
– Нет, конечно, если голод со временем проходит. Но я, честно говоря, опасаюсь, что дело обстоит иначе. - Шишка сочувственно покачала головой. - Или нет, я ошиблась, еды здесь в достатке. Если Высокочтимый, чью неблагодарную жизнь я спасла, чувствует голод, он может удовлетворить его мясом вивуры.- Она кивком указала на гнилой комок плоти ящерицы.
Ренилл не изменился в лице.
– Не будет ли немного слишком? - попытался вмешаться Зуда.
– Не лезь, - оборвала его Шишка, даже не повернув головы, и супруг тут же стушевался.
– Не глупи, - попробовал увещевать ее Ренилл. - Отнеси записку моим соотечественникам…
– Тьфу, ты что думаешь, стража у ворот пропустит Безымянную? Да и чего ради? Чтобы получить в награду пару цинну? Ты задолжал нам куда больше!
– Не обещай! Побереги глотку, пока она не пересохла. - Ее осенила новая мысль. Женщина заглянула в кувшин с водой и радостно оскалилась. - Эгей, вода-то застоялась, пить уже нельзя.- Она опрокинула кувшин и остатки воды выплеснулись на землю. - Вот так, - добавила Шишка ухмыльнувшись. - Как только Высокочтимый прочитает письма, мы принесем ему хорошей, свежей воды.
– Воистину, ты забываешь об осторожности, - упрекнул Зуда.
– Хватит! - она хлестнула голосом, как кнутом, супруг поморщился. - Я ни о чем не забываю! Это ты забываешь о собственном сыне. Слизняшка должен получить имя!
– Но…
– Он получит имя! Любой ценой! Мы добьемся этого для него. Слушай, муж мой, и не противоречь! Мы выполним свой долг.
Глаза хищницы обратились на Ренилла.
– И ты, неблагодарный… ты поможешь нам, или никогда больше не узнаешь вкуса воды. Подумай хорошенько. Она отвернулась и решительно зашагала прочь. Зуда, с мученическим вздохом, поплелся за ней. И что теперь делать?
– Она тебя поймала, верно? Подцепила на крючок, не сорвешься. - Зеленушка вернулся и, не ожидая ответа, продолжил: - Гордый Высокочтимый скорее помрет от жажды, чем поступится своей честью.
– Честно говоря, едва ли.
– Но ему не придется ни помирать, ни сдаваться. Я раздобуду ему хлеба, я принесу воды. Если, конечно… - Зеленушке не пришлось оглашать условия.
Ренилл покосился на торжествующего мальчишку.
– Ты знаешь буквы? - испросил он.
Учить Зеленушку оказалось неожиданно легко и даже приятно, потому что мальчишка на удивление хорошо соображал. Они начали с алфавита - вонарского, потому что Зеленушка, как большинство горожан-авескийцев, бегло говорил на вонарском, и хоть и был ребенком, отлично понимал, что добиться успеха он может только в среде иноземцев.
– Научусь читать и писать по-вонарски, и тогда, как вырасту, стану писцом в счетной палате в Малом Ширине, - рассуждал Зеленушка. - Буду носить белую куртку и дважды в месяц приносить домой жалование. Заведу квартиру в приличном доме, может, даже на Лауреани, и мясо буду есть три раза в неделю.
– Хорошая мысль. Напиши-ка мне первые десять букв, заглавные и строчные, по порядку. И обрати внимание на косые штрихи, они у тебя обвисают.
– Где, где обвисают? Ты что, слепой? - Зеленушка непочтительно высунул язык.
– Да, обвисают. Если хочешь стать писцом в счетной палате, научись писать как следует.
– Фигня!
– Первые десять букв. За дело!
– Ты, приманка для ящериц! - Зеленушка возмущался больше для виду. Подобрав остроконечную палочку, заменявшую ему перо, мальчик принялся выцарапывать на земле буквы. Он немного помолчал, погрузившись в работу, но задание было слишком легким, и парнишка отвлекся.
– Вот стану писцом в счетной палате, - размечтался он, - пойду в сад Нириены в Малом Ширине, и никто не станет отдергивать подол, чтоб его не коснулась тень Безымянного. Они и знать не будут. Никто не догадается, что я Безымянный. Я их всех одурачу. Буду всюду расхаживать и делать, что хочу, не хуже других.
– А чего ты хочешь?
– А вот вернусь сюда, отыщу Шишку. Она как увидит мою белую куртку, догадается, что я при службе, и станет клянчить денег. Вот она клянчит, такая ласковая, пресмыкается, как голодная псина. А я слушаю, киваю. А как она кончит, тут я и плюну прямо ей в харю. И рассмеюсь, потом уйду и никогда больше сюда не вернусь.