Вполне возможно, что Аон или кто-то из его сородичей навещал этот зал.
Ренилл попытался окинуть его взглядом. Он увидел расщелину, пересекающую пол, узкий мост через нее, полки вдоль стен, уставленные великим множеством самых странных предметов: длинные ряды свитков, табличек и толстых фолиантов, шеренги причудливых стеклянных сосудов с таинственными жидкостями, сложные механизмы, костяные статуэтки. Лужицы невысыхающей воды, клочья тумана, окаменевшие заклинания, сушеная слизь и древние перегонные аппараты, прозрачные эфирные пузыри и многое, многое другое.
Как ни удивительно было содержимое полок, не это привлекло внимание Ренилла. С канделябром в руках он вышел на середину зала и встал над расщелиной у начала черного моста. Теперь свет достиг задней стены Святыни Ширардира и осветил каменную арку, за которой лежал непроглядный мрак.
Он нашел в себе силы перейти через мост, хотя здравый смысл в голос предостерегал против каждого шага. Ренилл оглянулся на девушку, не отстававшую от него, задумался, чувствует ли она то же, что и он. Если так, лицо ее оставалось непроницаемым. На ведущих к арке ступенях виднелись непонятные Рениллу знаки, но площадка перед входом в темноту сияла темным блеском полированного камня. Ни один луч не проникал во тьму за аркой.
Еще несколько шагов, и Ренилл стоял перед первой резной ступенью, высоко подняв канделябр. Впереди зияла дыра. Черное ничто. Тьма, вставшая перед ними, не отступала перед светом.
Конечно, можно просто подойти к арке и пройти через нее.
Нельзя.
Ренилл снова взглянул на Джатонди. Девушка встретила его взгляд.
– Записи, - твердо сказала она, и голос ее прорезал безмолвие.
Они вернулись к полкам. Пальцы Джатонди легко пробежали по кожаным фолиантам и остановились на глубоко вытесненном округлом знаке на корешке одного из самых древних и толстых томов.
– Печать Ширардира, - сказала она. - Это его собственная рукопись.
Она сняла книгу с полки и открыла. Ренилл поднял канделябр, осветив страницу, испещренную мелкими паучками букв, записями, списками и формулами, рисунками и таблицами…
В которых он не понимал ни знака. А Джатонди? Она здесь выросла, с детства дышала этим воздухом. Пусть и без обучения, в ней может проявиться чутье к подобным делам, колдовской нюх…
Колдовской? Что за глупости!
Вовсе не глупости. Надо же как-то называть нечто существующее, но трудно постижимое.
Он взглянул в освещенное огоньками свечей лицо девушки. Она склонилась над страницей, нахмурившись и поджав губы, спокойная и внимательная. Ренилл запретил себе листать страницы в поисках более вразумительного отрывка. Она не нуждается в советах, явно видит что-то, невидимое для него, или но крайней мере улавливает. Для нее эта зловещая абракадабра хоть отчасти понятна, и остается только надеяться…
Его рассуждения были прерваны. Пламя свечей колыхнулось от резкого порыва ветра.
Оглянувшись, Ренилл успел заметить в дверях могучую фигуру. В следующее мгновенье дверь со стуком захлопнулась. Рука, сжимавшая канделябр, дрогнула, огоньки покачнулись, и тени на стенах задрожали.
Джатонди выронила книгу, метнулась к двери и что было сил потянула ее на себя. Тщетно. Дверь не поддавалась. Заперта.
– Паро! Открой! - Джатонди яростно забарабанила по толстым доскам. - Открой, Паро!
Ответа не было. Гочанна, тяжело дыша, отступила назад.
– Я не существую,- пробормотала она.
– Это ничего, - сказал Ренилл.
Джатонди подняла голову и, поняв его мысль, кивнула. Натянутым, как струна, голосом отчетливо и громко выговорила строки пароля. Ничего не изменилось. Дверь осталась запертой. Она повторила, еще громче.
Бесполезно. Либо Паро вместо слышащего замка использовал что-то более обыденное, либо, скорее, голос гочанны просто не проникал сквозь тяжелую дверь. Она попыталась еще раз, надрывая горло, и Ренилл кричал вместе с ней, но замок оставался глух к их стараниям.
Похоронены заживо. Ренилл прикинул, надолго ли хватит свеч. Навалится тьма, смертельный голод, а еще прежде жажда…
Нет. Век варварства миновал. Такие наказания остались в далеком прошлом.
Да?
– Что будет делать Паро? - Ренилл не был уверен, что ему хочется услышать ответ.
– Пойдет к матери. - Джатонди в последний раз безнадежно дернула дверь. - Приведет ее прямо сюда.
– И что тогда?
– Видел когда-нибудь вблизи извержение вулкана?
– Близко - нет. Может, сумеем ее убедить?
– Может, и сумеем, когда она успокоится настолько, что услышит нас. Со временем. А может, и нет.
– Прости, что я втянул тебя в это дело, гочанна.
– Я сама втянулась. И хватит об этом. Если мы собираемся просмотреть записи Ширардира, надо торопиться. Другой возможности у нас уже не будет.
– Хладнокровная же ты девушка.
– Продукт первоклассного вонарского воспитания.
– Тут не только воспитание.
– У нас мало времени. - Джатонди старалась не встречаться с ним взглядом.
– Ты что-нибудь понимаешь в его книге?
– Кое-что. - Она нахмурилась. - Там что-то о неустойчивости атмосферы, о некой слабине, в которой может возникать… отверстие… проход… По словам Ширардира, такая неустойчивость существует здесь, именно здесь. Под «атмосферой» он понимает не обычный воздух или какой-то газ, а скорее…
– Потом расскажешь.
Джатонди кивнула. Вернулась к упавшему на пол фолианту, подняла его и погрузилась в чтение. Ренилл поставил свечи, взял с полки другой том, перелистал… Значки, таблицы, числа… Невнятица. Он вернул книгу на место, хотел попытать счастье со следующей, но тут Джатонди заговорила срывающимся шепотом:
– Вот тут… целая страница… о том, как установить связь. Если это правда, можно беседовать с… с теми, кто там, за проходом.
Ренилл взглянул на открытую страницу. Его глазам знаки не говорили ничего.
– Ты сама могла бы это сделать? - спросил он.- Поговорить с…
– С богами?
– Если это боги, в чем я сомневаюсь.
– Думаю, я могла бы все это запомнить, но нужно время. Сразу понятно, что нужно обладать мысленной сосредоточенностью, которую…
Ее прервал звук открывающейся двери. В Святыню Ширардира вошла гочалла Ксандунисса. Она, как видно, одевалась второпях, черное одеяние было накинуто наискось, из прически выбивались колечки непокорных волос, веки припухли. Должно быть, ее только что разбудили. За ней шел Паро со светильником в руках.
– Лучезарная… - аккуратно отложив фолиант, Джатонди склонилась в церемониальном поклоне, выпрямилась и взглянула в лицо матери.
Ренилл тоже поклонился. Гочалла не замечала его. Ее черные глаза встретились с глазами дочери.
– Значит, это правда… - Голос гочаллы звучал сдавленно, видно, она с трудом сдерживала чувства. - До этой минуты я не могла поверить. Но это правда.
– Я проникла сюда, не заручившись согласием гочаллы, не могу отрицать.
– Вот как? И чего еще ты не можешь отрицать, гочанна? Но нет, я не должна называть тебя так, ты больше не достойна этой чести. Ты ведь не можешь отрицать, что прокралась в мою опочивальню и выкрала Ключ к Замку? Ибо как еще могла ты узнать его? Ты не можешь отрицать, что стала простой воровкой? Скажи, что это не так!
– Не могу, - невыразительно повторила Джатонди.
– Можешь ли ты отрицать, что рылась в моих шкафах, что нашла мой дневник и читала его - похитив тайны моего сердца, осквернив саму мою душу? Можешь ли ты отрицать, что предала доверие, попрала всякое достоинство?
– Не могу.
– Можешь ли ты отрицать,, что открыла высшую тайну Святыни Ширардира чужеземцу, вонарцу, нашему врагу?
– Нет.
– Можешь ли ты отрицать, что дала приют и помогала соглядатаю с запада? - Исполненный презрения взгляд гочаллы на миг метнулся к лицу Ренилла, впервые показав, что она заметила его присутствие.
– Нет.
– И какова же твоя награда за предательство, ты, Безымянная? Надеюсь, ты продала тайну Авескии за хорошую цену? Чем тебе заплатили?
– Знанием, - бесстрастно отвечала Джатонди. - Я стремилась понять.
– Что?
– Богов, их природу.
– Понимаю. Жажда просвещения, и ничего более.