алась повсюду, готовая изменить саму суть добровольцев. - Сумеречный Эльф, - ответил мальчишка уверенно, с нахальным вызовом. - Мое настоящее имя вам не нужно. Митрий ведал и его настоящее имя, и причины, по которым парень скрывался под прозвищем. Скитания заставляли изменяться, скрывать лица под личинами, боль - под злыми насмешками. Выглядел он как самый настоящий варвар: был одет в шкуры, подпоясанные лишь грубыми веревками, на шее висело ожерелье из звериных зубов и вороньих перьев. Сальные каштановые космы разметались по плечам, борода еще только пробивалась, но на худом вытянутом лице уже читалась печать неукротимого воина, бойца. Митрий помнил, что мальчишка сначала прибился к банде каких-то разбойников, потом к культу шаманов. Он повсюду искал силу, но не для защиты ближнего: его терзал бесконечный гнев, заставлявший совершенствовать и совершенствовать свой навык владения мечом и несистематические познания в магии. Он и правда увидел ослепительно-синее небо на стороне светлых эльфов, но уже не поразился и не обрадовался. Его обожгло, что он так и не сдержал обещание. «Мы оба его увидим», - звучал отзвук забытых дней, но даже призрак матери не вставал перед мысленным взором, стиралась четкость контуров ее лица, заносились дорожной пылью. Один на всем белом свете, он стоял под пристальным взглядом этих бесконечных небес, которые не подсказали ему верного пути. Но, похоже, он сам нашел тропу, ведущую к желаемым ответам, даже если разум терзало лишь одно намерение: превзойти проклятого отца и отомстить, пролить его кровь. Но что же завело его в чертоги покоя и смирения, которым чужда месть? Митрий верил, что судьба, Провидение, ведь иначе сторонний путник не попадет посреди степи в сокрытые от посторонних дали. Но, похоже, парень не удивлялся, только осмотрительно тянулся за спину к ножнам, поближе к рукояти меча. - Зачем ты пришел сюда, мальчик? - спрашивал его почти ласково Митрий. Дети... все люди для него казались детьми, порой неразумными и жестокими. Разумеется, если они еще не утратили человеческий облик, как отец пришельца. - Я узнал, что здесь можно получить настоящую силу! - жестоко скривив пухлые губы, заявил мальчишка, гордо поднимая голову. Его наглость не ведала границ, и в нем не читалось страха. Он слишком много потерял, чтобы опасаться за свою жизнь. Но именно эта нелюбовь к жизни отталкивала и пугала большинство семарглов, застывших в смятении. Митрий же, взмахнув золотыми крыльями, приблизился к парнишке, который среди белого сияния и возвышенных помыслов ощущался пятном на белом листе, неверной нотой в совершенной симфонии. Вот он стоял перед древними, не намереваясь уходить. Но что самое важное - терялась его судьба, представала расплывчатой и неясной перед взором Митрия, устремленным через столетия, тысячелетия. А ведь он созерцал нити судеб всех живых существ. Они все, древние семарглы, не ведали лишь своей собственной. Это означало лишь одно: мальчишка будет связан с ними. Но как? И зачем? Кто так решил? Даже для почти всезнающего оставались неразрешимые вопросы. - Это не та сила, которая тебе нужна, - мягко попытался объяснить Митрий. - Что ты намерен с ней делать? - Я собираюсь убить своего отца! Отомстить за мать! - сжимая кулаки, бросил мальчишка, подавшись вперед, точно намереваясь сшибиться лбом с собеседником. Митрий со вздохом отдалился на прежнее место, размеренно отзываясь: - Нет, ты ошибся, это не та сила. С ней ты не вправе мстить. Ты хранитель мира, Страж Вселенной. - Уходи, в тебе только месть. Ищи иной источник силы, - почти угрожающе заявил Вещий, и в его серебристых крыльях почернело одно перо. - Не стоит, - вкрадчиво повел рукой Митрий, призывая негласно умолкнуть, отчего и впрямь повисла звенящая тишина. - Да, мальчик, эта сила не для сражений ради уничтожения врага, а для битв во имя сохранения жизни. В тот день он так и не получил желаемого, туман внезапно рассеялся перед ним, и потаенное пространство сделалось недоступным для него, как и для всех незваных гостей. Мальчишка в ярости бил по земле и рубил воздух мечом, точно намереваясь достать кого-то, а потом упал на траву, сжав зубы. Он принял решение и не собирался отступать. Он никогда не сдавался, это Митрий почувствовал при первой их встрече, а знал еще намного раньше, до рождения называющего себя Сумеречным Эльфом. Парень продолжил свой путь, но не был спокоен ни единого дня, силясь вновь отыскать тропу в случайном тумане. Древние же завершали обряд посвящения двенадцати избранных. - Помните правила, которые налагают на вас запреты, - говорил Митрий негромко, но голос звучал по всему обширному пространству, сотканному из света и дымки. - Ваша сила почти безгранична, но и у нее есть свои рамки. Запомните! Первое: вы не ведаете своей судьбы. Второе: вы не можете воскрешать мертвых и перемещаться во времени. Третье - касается самого важного табу: вы не вмешиваетесь в движение и развитие миров, если не видите пробелов ни в чьих судьбах. Так как вы не ведаете своего будущего, «пробел» - это и есть ваша миссия, ваш долг помочь миру или человеку. Избранные кивнули, готовые принять силу. В тот день совершился ритуал, души семарглов ликовали, казалось, что положено начало великому сокрушению зла во всех его проявлениях. Пространство таяло, семарглы разлетались по своим мирам, улавливая малейшие колебания сплетенных нитей вихря событий. Каждый из них без бумаг и чернил, что начертали бы задания, ведал, где он нужнее всего. И никто не знал праздного покоя, для стражей вселенной и радостью, и отдыхом являлись спасенные жизни. Они надеялись, что избранные отныне разделят с ними их бремя, их долг. А однажды не останется на всем свете зла, марающего белоснежные одежды мира. Казалось, близок золотой век и возвращение эдема. И в пору, когда ритуал считался завершенным, вдруг вновь возник самонадеянный мальчишка. На этот раз он скатился с холма и вновь очутился в тумане, ведущем в запретные чертоги. - Дайте мне силу! - без приветствий огрызнулся он. - Как ты каждый раз попадаешь сюда? - хмурился Вещий, которому изначально не понравился бесцеремонный пришелец, что нарушал гармонию их замысла. Митрия на тот момент не оказалось, а его более суровый товарищ без лишних объяснений выпроводил незваного гостя. Но с тех пор он приходил еще ровно двенадцать раз, и каждый раз просил одного и того же. Казалось, он подчинил самостоятельно ту магию, которая для самых великих чародеев являлась запретной. Или же Митрий, сам того не сознавая, ожидал решающей встречи. Древнего со дня ритуала мучило ощущение незавершенности, хотя все прошло по правилам без лишних долгих речей. Но как будто не хватало частицы в мозаике, важного незаметного штриха на картине, балки-опоры в величественном здании. Так или иначе, мальчишка приходил с одинаковой настойчивостью. И каждый раз кто-то неизменно просил его покинуть владения семарглов. Однако он возвращался снова и снова, что-то переосмыслял, как улавливал Митрий, для которого сердца людей являлись открытой книгой, свитком с ясными знаками. Но на страницах этого юного сердца все еще слишком отчетливо проступал кровавый орнамент ненависти и жажды мести. Слишком простой мотив молодого волка, слишком незамысловатый, чтобы все магические барьеры пропускали колдуна-недоучку. *** Тем временем радость от удачного ритуала по созданию Стражей Вселенной угасала, на смену великой надежде приходили смутные сомнения. Избранные словно постепенно осваивались со своим новым даром, но одновременно что-то в них менялось, и не в лучшую сторону. Пусть и отбирали самых чистых душой, самых смелых, но все чаще они отворяли свои сердца для гнева и, что казалось ужаснее всего, подстерегавшего их безумия. Они уходили обратно в свои миры, семарглы убеждали их, что со временем сила привыкнет к ним, тело и разум примут ее невыносимую мощь. Но и сами древние вскоре засомневались в верности своих увещеваний, отчего с печального лица Митрия и вовсе исчезла редкая улыбка уставшего воина-защитника. Он нес весь груз ответственности за великие обещания. - Вещий, тебе не кажется, что избранные... Они все еще не могут принять свою силу! Меня одолевает тревога, - с тяжелым сердцем обращался к верному другу семаргл. - Та сила, что мы разделили между ними, была выше нашей собственной, она не для обычных людей, даже не для семарглов. - Ты видишь что-то из их будущего, Митрий? - встревожено сцеплял пальцы в замок собеседник. К тому времени в его крыльях прибавилось черных перьев, точно седых волос на голове сильного и статного мужа, чей возраст медленно клонится к осени жизни. Для семарглов же черные перья означали терновник сомнений и страха, гнева и разочарований - тех темных тайных порывов, с которыми они сражались с начала времен, с самого появления человека в мире печалей и потерь. - Нет, оно сокрыто туманом так же, как и наша собственная судьба, - отвернулся Митрий. - Значит, их жизни слишком тесно сплетены с нашим бытием, иначе бы я что-то увидел. В золотых крыльях семаргла тоже чернело несколько выгоревших перьев, как пятна на гладкой шерсти быстроногого гепарда. И пусть он не ведал тлена старости, лицо его постарело, взгляд хранил еще больше скорби. Сердце его все чаще замирало, как природа перед страшной бурей, окутанная духотой, что прорывается губительными порывами, выворачивающими с корнем ве