– Как это? Что ты имеешь в виду?
– Сейчас поясню. Говорят, что Амальфона предвидела похищение Ока и что существует запись на каменной плите со следующими словами: «Несчастный македонец, ужасное проклятье лежит на укравшем Око. Послушай, македонец, ты умрешь от огня, который сожжет тебя изнутри, – Жан неуверенно пожал плечами. – На этом месте запись обрывается, другой кусок плиты не сохранился. Но все мы знаем, что Александр действительно умер от внутреннего огня – от лихорадки. Вот и все, Виктор, больше мне сказать тебе нечего.
– Думаю, что я все-таки не зря сюда приехал, – ответил Бомон и встал.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что намерен завладеть Оком? – Жан сочувственно покачал головой. – Тебе привлекает проклятье или ты в него не веришь?
Виктор был уже у двери, но тут же обернулся и рассмеялся:
– Я докажу тебе, что это… предсказание на меня не распространяется, Жан. Я всегда получаю то, что хочу, и на этот раз я хочу получить золото Александра Македонского.
Жану стало не по себе от этого смеха, он не мог отделаться от предчувствия, что больше не увидит Виктора Бомона живым.
При первой же возможности леди Агата дала гостям своей племянницы понять, что ожидает за комфортабельное проживание в ее гостевом домике соответствующей платы.
Сколько платить, она предоставила решать самим гостям, но по ее тону было ясно, что если сумма покажется ей слишком маленькой, то гостям придется съехать из Вирджиния-холла.
Морис выписал даме солидный чек, в то время как Томас Кетинг с кислым выражением лица протянул ей пару банкнот.
Питание в оплату включено не было, но на чай и бокал вина постояльцы могли рассчитывать.
Но ни Мориса, ни Томаса это не интересовало, они не могли дождаться дня, когда Джулия, наконец, начнет разбирать оставшиеся после сэра Уильяма вещи, и прежде всего два чемодана, посланными им домой незадолго до смерти.
Морис Делакур, ранняя пташка, совершал каждое утро пробежки по парку, в то время как Томас Кетинг принимал душ.
Том, симпатичный молодой блондин, сумел в кратчайшие сроки втереться в доверие к кухарке Мередит Чамбер, и она охотно потчевала его по утрам у себя на кухне хорошими завтраками. Хозяйка редко наведывалась на кухню, и поэтому ничто не мешало Мередит баловать Тома, годившемуся ей в сыновья, разными вкусностями.
– Мисс Стаффорд позавтракала уже час назад, – сказала она, подавая Тому яичницу с беконом, маленькие сосиски и тосты. Она приготовила даже его любимый кофе с молоком и таяла от удовольствия, ловя на себе его благодарные взгляды.
– А где она сейчас? – спросил Том с набитым ртом.
– Скорее всего, в кабинете сэра Уильяма.
Том засунул последний кусок в рот, допил кофе и встал:
– Ну, я пойду проведаю мисс Стаффорд, – сказал он и направился к двери, откуда начиналась узкая лестница, ведущая в сад.
– Он не слишком молод для тебя, Мередит? – ехидно спросил дворецкий Джонатан.
Женщина быстро обернулась и уперла руки в бока. Прядь густых седых волос упала ей на лоб, а светло-голубые глаза засверкали:
– Джонатан Бентри, с каких это пор ты стал совать свой нос в мои дела? – начала она. – Или ты вдруг обнаружил, что и у тебя есть сердце в груди? Уж не ревнуешь ли ты?
Джонатан служил у лордов всего на два года дольше, чем кухарка. Мередит еще хорошо помнила, как, будучи девушкой, долго мечтала о том, чтобы Джонатан хотя бы разок обнял ее.
– Ревность? – переспросил медленно дворецкий. – Что это такое? Жаль, не могу понять, что у тебя на уме, Мередит. И если я тебя призываю быть осмотрительней, то делаю это только по старой дружбе.
– Как мило с твоей стороны! – съязвила Мередит и поморщила нос. – А что ты вообще тут делаешь? Что ты потерял на кухне?
Джонатан продолжал слегка улыбаться, хотя и терпеть не мог, когда она разговаривала с ним в подобном тоне. Но он посчитал, что будет ниже его достоинства отвечать ей тем же:
– Леди Агата пожаловалась на яичницу. Она была недосоленной.
Мередит пробурчала что-то нечленораздельное и двинулась к огромной плите в центре кухни. Она приняла жалобу к сведению, и считала на этом инцидент исчерпанным.
Джонатан подождал пару секунд, затем повернулся и ушел. Его злило, что Мередит раскусила его. Конечно, он ревновал, и больше всего на свете ему хотелось отправить этого Томаса Кетинга куда подальше. Джонатану было ясно, что этому молодому парню нет никакого дела до Мередит. Но сам факт, что Мередит с такой любовью обхаживала гостя, раздражал его.
Тем временем Томас Кетинг пересек зимний сад и оказался в прямоугольном холле. Молодой человек оглянулся. Лестница вела на верхний этаж, там были видны четыре двери, ведущие в комнаты.