Выбрать главу

Рейнджер видел эльфа и демонессу, стоящих внизу. Было слышно, о чем они говорили.

Человек помнил хруст, с которым розовая блестящая тварь пропахивала внутренности его растерзанного товарища. Ему казалось, что этот шум никогда не исчезнет из ушей.

Он не спустится до тех пор, пока не убьет всех там, внизу.

Черви смотрели на солдата.

Они не умели думать — вернее, то, что эльфы называют мышлением, был им недоступно. И тем не менее что-то происходило внутри их холодного склизкого сознания.

Они делали выбор.

Этот выбор их не устраивал, но другого решения не было.

Им нравилась эльфийка, в которой жил один из них, та, за кем пришлось прийти в высотное здание. Она подходила червям гораздо лучше, чем гоблин — но теперь находилась вне их досягаемости.

Солдат был испуган, его мозг заливала плотная волна страха.

Черви начали ползти к нему.

Гоблин заметил движение, и понял, что враги перемещаются. Он выстрелил туда, где колебались ветви, и прислушался.

Шум собственного дыхания оглушил его.

Червяк полз по древесной коре — там, где вихрастая голова рейнджера касалась ствола. Он изогнулся в воздухе, перебирая ложноножками, потом коснулся волос солдата.

Я подошел к другому дереву и посмотрел вверх. Неяркая вспышка выстрела подсказала мне, где прячется солдат. Франсуаз одобрительно кивнула мне, показывая, что я-таки научился кидать камни по сигналу.

— Я сказал, чтобы вы убирались прочь, — закричал гоблин. — Где вы там? Я все равно вас убью.

Мне показалось, что он начал плакать.

Солдат знал, что враги все еще там.

Он снова увидел, как огромная, увенчанная черными ложноглазами голова червя, разрывая кожу, высовывается из горла старой женщины. А что, если твари поползут снизу?

Рейнджер нагнулся.

Червь взмахнул хвостом, опускаясь на голову гоблина. Волосы оказались блестящими и жирными, на них сложно было держаться. Солдат наклонился, и червь покатился по его голове, падая вниз.

Франсуаз подпрыгнула, хватаясь руками за нижний сук, и подбросила тело вверх. Ее ноги согнулись в коленях, обхватывая следующую ветку. Девушка села, находясь уже в нескольких десятках футов над землей, и метнула взгляд в мою сторону. Я вытянул руку, указывая направление — туда, где находился солдат.

Человек понял, что оглох над одно ухо.

Длинный хвост червяка вращался, ввинчиваясь в его ушную раковину. Покрытое жиром тело скользило, проходя сквозь разгрызенную барабанную перепонку.

Он спешил в мозг.

— Давайте поговорим, — крикнул я.

— Они здесь! — прохрипел солдат.

Он выстрелил снова, но уже не целился.

Френки поднималась все выше по стволу дерева.

Гоблин поднес ладонь к отказавшему уху. Загрубевшие пальцы почувствовали, как что-то холодное, мерзкое и длинное шевелится там — внутри его головы.

Рейнджер закричал — тонко, жалобно и протяжно. Пальцы сомкнулись на хвосте червяка, он начал тащить тварь назад.

Червяку стало больно. Он ощутил, как кто-то сдавил его хвост — грубо, жестоко, снимая защитный жировой слой. Если бы червь мог издавать звуки — он бы заплакал. Он видел, как близко уже от него трепещущий мозг.

Что-то черное повалилось вниз, глухо стуча по ветвям.

— Он выронил пистолет, Френки, — крикнул я. — Берегись.

— Выйди из меня, — кричал гоблин, и зеленые ветви дрожали вокруг него. — Уходи, гадина.

Червяк был скользким, жирным и упирающимся. Солдат сжимал пальцы, и вязкая слизь разминалась по ним. Червь шевелился, скребясь в ушной раковине. Где-то, глубоко внутри головы рейнджера, тварь раскрывала пластинчатые жвалы, пытаясь вцепиться в алое мясо и удержаться.

Гоблин постарался схватить тварь второй рукой. Он сжимал жирный, извивающийся хвост. Его трясло от страха и омерзения.

Пальцы никак не могли нащупать червя.

Ствол был гладким, и теперь рейнджер не держался руками за ветви. Ослабевшие ноги соскользнули, и тело стало крениться вниз — туда, где десятки толстых поперечных сучьев отделяли его от земли.

Я опустил бинокль, и только тогда увидел солдата. Рейнджер судорожными движениями хватал себя за правое ухо. Он уже почти падал.

Тонкие резкие всхлипы вырывались из его груди.

Червь дернулся еще раз, он упирался так, как только позволяли ему слабые маленькие ложноножки. Собратья взирали на ожесточенную борьбу с вершин деревьев — но были не в состоянии помочь.