Звонок вскрикнул, заставив меня обернуться.
— Я же просил, чтобы нас не беспокоили, — пробормотал я. — Кэнди. Раз ты человек действия, то и открой.
Девушка встала, вынимая из ножен меч.
— А разве ченселлор не работает над своей душой? — спросила она.
— Только во время обучения, — ответил я. — Потом необходимо найти для себя цель — или сойти с ума, как эти поэты.
— Я достойная цель, — заверила меня девушка.
— Знаю, что вы просили не беспокоить вас, ченселлор, — говорил хозяин отеля.
Он собирался сказать еще что-то, то я ответил:
— Вот именно.
Тот не решился продолжать.
Длинное лицо сатира свешивалось вниз плоским носом. Рот щерился крупными зубами, из льняных волос закручивались два рога. Не получи я хорошего воспитания, сказал бы, что у хозяина отеля козлиная рожа.
— Как вы просили, я приготовил счет на утро, — неуверенно произнес он. — Но вот осмелился потревожить вас.
— Я это понял.
Хозяин отеля не был очень смелым сатиром; и никогда не решился бы противоречить богатому постояльцу. Значит, произошло нечто очень важное, и я не хотел об этом знать.
— Мне тут подумалось, вам нельзя пропустить смерть Серхио Багдади, — промямлил он.
— Пропустить? — спросил я. — Это что, представление, которое сегодня повторят?
Франсуаз ткнула меня кулаком в спину.
— Его сиятельство, маркиз Зденек Лишка очень просил, чтобы я позволил ему подняться, — продолжал сатир. — Он знает, вы крайне заняты, и уже собирались покинуть Санта Хавану. Но он, как и я, надеялся…
Слова козлобородого звучали так, словно я должен был знать, кто такой Зденек Лишка; и с возгласами радости, велеть немедленно пригласить его.
— Какой еще маркиз? — нелюбезно поинтересовался я.
Рот козлоглава распахнулся от удивления, и по остаткам в зубах я смог узнать, что он ел на завтрак.
— Близкий друг застрелившегося поэта, — пояснила Франсуаз. — Пусть поднимется.
Администратор ударил в волосатые ладони, радуясь успеху своего предприятия. Затем поспешил вниз по лестнице, стуча раздвоенными копытами.
— Пусть войдет? — спросил я. — Френки. А нас, мне кажется, двое. Ты не хотела бы знать, что я думаю?
— Ты знаешь, что я права, — ответила Франсуаз. — Друг этого бедняги только что застрелился. Нельзя вот так просто захлопнуть перед ним дверь.
— Можно! — заверил я ее. — И, если он задержится больше пяти минут, я так и сделаю.
Франсуаз уселась в плетеное кресло, и закинула ногу за ногу.
— Как знать, — пробурчал я. — Может, Багдади застрелился из-за того, что друг его доставал. А теперь он возьмется за нас.
— Майкл, — ответила она. — Ты отдал мне свою душу, в том числе, потому, что не любишь принимать правильные решения. Особенно, когда сам знаешь, что они правильные.
— А ты взяла ее оттого, что в душе садистка.
Демонесса самодовольно улыбнулась.
— У меня нет души, и ты это знаешь.
Зденек Лишка остановился в дверях. Единственное, чего ему недоставало — шляпы в руках, которую он стал бы мять. Ветер подхватил его длинные волосы и хлестнул ими по лицу.
Сложно было сказать, сколько лет этому гному. Он навсегда остановился в том неопределенном возрасте, когда ничто земное больше не трогает сердце.
Жизнь и секс делают человека молодым; самокопание и печаль превращают в старика. Зденек Лишка был далек и первого, и второго; я понял, что жизнь его сосредоточилась в одном Серхио Багдади.
Он принадлежал к тем по-собачьи преданным спутникам, которые часто бывают у харизматических художников и поэтов. Влюбленные в своего кумира, не видящие пятен на сияющем солнце — и в то же время слишком слабые, чтобы поддержать того в трудную минуту.
Прошлой ночью Зденек умер вместе с Багдади.
— Ченселлор Майкл, — произнес маркиз, протягивая для пожатия дрожащую руку.
Я ее не заметил.
— Я так часто перечитываю ваши трактаты. В них столько глубины. Когда мне сказали, что вы в Санта Хаване, приехали в то самое время, когда погиб наш несчастный Серхио… Я понял, это знак судьбы.
Мысль о том, что такой человек, как Зденек Лишка, мог читать мои книги, заставила меня задуматься, — стоило ли вообще браться за перо.
— Думаете, это причина и следствие? — поинтересовался я.
— Что? — переспросил он.
— Мой приезд и смерть вашего друга.
Он смутился.
Франсуаз протянула нашему посетителю руку.
— Не обращайте внимания на тон ченселлора, — мягко произнесла она. — Он, как и все мы, глубоко потрясен трагедией…