Выбрать главу

— Если девица только что билась в истерике, — произнесла Франсуаз. — То слишком быстро с ней справилась.

Люсинда посмотрела на меня не без интереса. Ее глаза скользнули по дорогому костюму, задержались на поясе с бриллиантовой инкрустацией, и наконец она встретилась со мной взглядом. Взор ее был живым, ищущим, и в нем читалось нечто, готовое перерасти в сексуальное приглашение.

То, что я испытал, глядя на нее, наверняка бы ее удивило. У меня создалось неприятное впечатление, будто я по-прежнему смотрю в глаза мертвой Дианы.

— Она не справлялась, — ответил я.

Я присел на стул напротив Люсинды:

— Где вы взяли наркотики?

Эльфийка поглядела на меня так, словно я начал ее кадрить; а она еще не решила, переспать со мной сразу, или немного поиграть. Поднялась и, подойдя к шкафу, раскрыла зеркальную дверцу. В ее пальцах появилась резная коробочка, в форме черепахи.

— Я нюхнула только два раза.

Это не были слова оправдания.

У меня начало складываться странное ощущение, что Люсинда видит во мне своего, в противовес претору и королевским стражникам.

— Вот зачем вы пришли сюда сегодня, — произнес я.

Приняв из рук Люсинды деревянную черепашку, я открыл крышку, вделанную в панцирь фигурки. Мне не пришлось принюхиваться, чтобы определить тип наркотика — алый гиацинт, довольно сильный, он был особенно распространен в таких полубогемных кругах.

Простой гоблин предпочел бы что-то более крепкое.

— Стражники даже не смотрели, чем я занимаюсь, — произнесла Люсинда, возвращаясь на табуретку. — Им ведь не обязательно знать, правда, маэстро?

— Почему вы зовете меня так? — усмехнулся я.

Она заговорщически улыбнулась; если можно говорить так о девушке, которая постоянно находилась в состоянии томного полусна.

— Не потому, что кажешься старше, — произнесла эльфийка. — Ты как раз то, что мне нравится. Молодой, сильный — не такой, как все эти сопляки, которые даже нос подтереть не умеют, чтобы щеки не испачкать.

Эльфийка слегка наклоняла голову, рассматривая меня.

— А, маэстро? Не знаю, есть в тебе что-то такое. Ум, огонь. Хочется идти за тобой, куда ни скажешь… В Соловушке это было. Пока не спился. А вот ты не из таких…

Люсинда положила на стол руку, явно рассчитывая, что я дотронусь до нее. Френки в ужасе переводила взгляд с меня на юную наркоманку.

— Ты знаешь, кто убил Диану? — спросил я.

— Нет… Кому она нужна? Наивной Дианочка была, глупенькой. Думала, Соловушка ее любит.

— А это не так?

— Он и бутылку-то не любил, в последнее время. Совсем плохой стал, наш Серхио. Почти ничего не писал. Только сидел, обнимет стаканчик, и ныл, что никто его не будет помнить, когда умрет.

— И ты его бросила?

Люсинда приняла этот вопрос спокойно.

— Еще раньше… Когда-то Соловушка хорошо писал. У меня от него дух захватывало, и сердце сжималось — сладко-сладко. Но не потому, что я была дурочкой какой, вроде Дианы.

Она посмотрела в сторону комнаты, где лежала ее мертвая подруга.

— Знаешь, маэстро, Серхио никогда в постели не был хорош. Башка у него хорошо работала, а вот все остальное… Потом и мозги сварились. Но стоило ему посмотреть на меня — и все, я была готова с ним столько, сколько он скажет. Вот как сейчас ты на меня смотришь…

У Френки из ушей пошел пар.

— Диана тоже с ним спала?

— Как подстилка… Неважно, пьяный он или трезвый. Дурочка она была, Диана наша, я уже говорила. Ложилась с ним, даже когда от него воняло. А воняло почти всегда.

— А что жена Серхио?

— Жена? — Люсинда хохотнула. — Та еще штучка. Ты ее не видел, иначе бы и не спрашивал. Половая тряпка и то красивее. Ни то, чтобы за собой проследить, там или подкраситься. Все только о нем думала — Серхио да Серхио. А Соловейчик-то видеть ее не мог. Потому в мансарду и переехал.

Она мечтательно посмотрела на кончик незажженной сигареты.

Странно, но эльфийка не осмеливалась закурить, словно чувствуя, что мне это не понравится.

— А хорошие деньки были, — сообщила она. — Я, Соловейчик наш, Диана, Зденек. Он нам свои стихи читал. Потом трахались — я, он и Диана.

— Втроем?

— Да, маэстро. Настоящий улет. Так его даже проще завести было. А потом я Дианку одну оставила — Соловейчик уже совсем стал не тот.

— А Лишка? Он участвовал в ваших играх?

— Зденек-то? Не. Тот никого, кроме Соловушки своего, не замечал.

Люсинда хохотнула.

— Я так думаю — если бы он и захотел с кем из нас перепихнуться, то с самим Серхио. Влюблен в него был, как баба. До сих пор ходит, ноет.