Рассеянный свет стелился по больничной палате.
— Ваш друг скоро придет в себя, — произнес врач, заглядывая в медицинскую карту. — Ему еще повезло.
— Спасибо, доктор, — ответил я. — Но этот гном нам не друг.
Лекарь поднял на меня глаза, и его взгляд забился между лицом и стеклами очков-половинок. Он полагал, что не-друзей проще отвозить в простую больницу, а не в дорогую частную клинику.
Или сразу сгружать возле крематория.
Однако эскулап получал достаточно, чтобы навесить на губы замок тактичности. Доктор вышел из палаты так, словно этот уход был главной целью его появления.
Френки осматривала палату с видом архангела Гавриила.
— Здесь довольно прилично, — сообщила она. — Но не все на уровне.
— Зденеку Лишке наверняка будет неуютно, — произнес я. — Когда придет в себя. Он привык к грязным мансардам и запаху алкоголя; как бы с ним ни случилось шока от чистоты.
Гном, лежавший на кровати, пошевелился. Это причинило ему боль; а боль помогла полностью прийти в себя.
— Где я? — спросил Лишка.
— На небесах, — ответил я. — И вам придется заплатить за все свои преступления.
Я не стал подходить близко к кровати; Френки взяла стул и поставила его возле постели больного. Девушка склонилась над Зденеком.
— Вы помните, что произошло? — спросила демонесса.
— Смутно… — ответил гном.
Френки носит платья с такими глубокими декольте, что Марианская впадина по сравнению с ними — лишь незначительная щербинка. Теперь вырез оказался перед самыми глазами Лишки.
Мне пришло в голову, что такое потрясение способно перечеркнуть все усилия медиков, и уложить любителя поэзии прямо в гроб. Но я не стал вмешиваться; нельзя лишать человека шанса умереть от счастья.
— Теперь все позади, — ласково произнесла Френки. — Элдарион больше не осмелится тронуть вас.
Глаза Лишки лихорадочно заблестели.
— Вы не поверили мне. Когда я сказал, что Серхио убили. Подумали, у меня не все дома.
— Тогда все указывало на самоубийство, — ответила Френки.
— Как и сейчас, — вполголоса пробормотал я.
— Вы не понимаете, — говорил Лишка. — Вы видели только то, что вам хотели показать. Посмотрите на фотографии, — те, что напечатали все газеты. Серхио на кровати, с револьвером в руке. Выглядит, словно сцена из кино.
Он закашлялся.
— Я приехал сразу после того, как… как его нашли. Все было перевернуто. Сам он скорчился на полу. Оружие валялось в другом конце комнаты.
— Кто изменил положение тела? — спросил я.
— Фотографы… Те, что пришли потом. Я не знаю, кто были эти люди! Я даже не понял, откуда они взялись. В мансарде все переставили. Забрали улики. Серхио убили, но теперь я не смогу этого доказать.
Я положил пальцы на плечо Френки, и коротко пробарабанил.
— Извините нас, — произнесла девушка.
Она встала и подошла к окну следом за мной.
— Надеюсь, ты не приняла всерьез его слова?
— По-твоему, он лгал?
— Нет — он не лжет нам. И на самом деле верит в то, что говорит. Но себя обманывает, и создает целую теорию заговора. Так человек может вообразить, что девушка его любит, только потому, что та ему не врезала.
— То есть, тело Серхио никто не трогал?
— Люди верят в то, во что хотят верить. Факты вгоняются молотком в заранее заготовленную схему. Если причин для глупости недостаточно, человек придумает их.
— Но что произошло на самом деле?
— Может быть множество объяснений. Самое правдоподобное из них — это были люди Элдариона.
— Зачем книгоиздателю уничтожать улики?
— Не улики, Френки. Представь себе. Великий поэт. У тысяч экзальтированных любителей стихов его имя ассоциируется с чем-то прекрасным и возвышенным.
Лишка не слушал нас; он вновь наполовину погрузился в сон.
— Теперь представь, что его нашли застрелившимся — грязный, в измятой одежде, скорчившийся, повсюду мусор. Можно ли помещать в газетах такую фотографию? Говорить людям правду об их кумире?
— Наверное, нет.
— Элдарион постарался сделать смерть Серхио красивой. Да, в каком-то отношении Лишка прав. Гибель Багдади связана с большим обманом — но не из-за убийства. Это всего лишь продолжение той лжи, что сопровождала его на протяжении всей жизни.
Гном находился в том состоянии, когда явь смешана со сном, и грани реальности перетекают одна в другую, то вспыхивая яркими огнями, то затухая, как звезды, гаснущие с приходом утра. Может быть, ему казалось, что в эти полуразмытые мгновения он вновь общается со своим погибшим другом.