Мне стало страшно.
Я глубоко вдохнул и попытался нырнуть в поток психической энергии, постоянно текущий вокруг меня и сквозь меня. Я хотел найти в нем подтверждение моим худшим опасениям, найти указание, пусть самое незначительное, на то, что рандеву Студня Джордана со Смертью произойдет в Йонтсдауне.
Но я не ощущал ничего подобного; может, это было и к лучшему. Если беда со Студнем должна была случиться именно там, наверняка я бы уловил какой-нибудь намек. Наверняка.
Я вздохнул и сказал:
— Полагаю, что я именно тот телохранитель, какой тебе нужен. Достаточно сильный, чтобы не получить серьезных увечий... но недостаточно сильный, чтобы мне не сумели пустить кровь.
— Им надо увидеть немного крови, — согласился Студень. — Их это удовлетворит.
— Господи.
— Я тебя вчера предупреждал, — напомнил Студень.
— Я знаю.
— Я говорил, что ты должен знать, что за работа тебе предстоит.
— Я знаю.
— Но ты был до такой степени благодарен за работу, что ухватился за нее, ничего не желая знать. Ты, черт возьми, ухватился, даже не узнав, за что хватаешься, а теперь, уже прыгнув, на полпути смотришь вниз и видишь тигра, который хочет настигнуть тебя и откусить тебе яйца.
Люк Бендинго расхохотался.
— Я думаю, что получил ценный урок, — заметил я.
— Абсолютно, — согласился Студень. — По правде говоря, это настолько важный урок, что я подумываю, что поступил недопустимо щедро, заплатив тебе деньгами за эту работу.
Небо начало затягиваться тучами.
Поросшие соснами склоны по обеим сторонам шоссе подступили к обочине. Среди сосен попадались искривленные дубы с черными узловатыми стволами, многие из которых были еще изуродованы крупными, вздутыми, похожими на раковую опухоль, одеревеневшими наростами грибка.
Мы проехали мимо длинной заброшенной шахты в сотне ярдов от дороги, миновали полуразрушенный шахтный приемник рядом с заросшими сорняками рельсами — все покрытое слоем грязи, затем несколько домишек — серых, облупившихся и требующих покраски. Ржавые остовы автомобилей, установленные на бетонных блоках, попадались на глаза настолько часто, что можно было подумать, что здесь это самое популярное украшение газонов — наподобие ванночек для птиц и гипсовых фламинго в иных местах.
— На следующий год, — сказал я, — ты сделай только одну вещь — возьми с собой Джоэля Така, и пускай он пройдет с тобой прямо в кабинет Келско.
— Эт-то б-б-будет чт-то-то! — воскликнул Люк и хлопнул ладонью по приборной доске.
Я продолжал:
— Пусть Джоэль просто стоит рядом с тобой и не говорит ни слова, учти, никаких угроз или недружелюбных жестов. Пускай он даже улыбается, очень дружелюбно улыбается и просто глядит на Келско своим третьим глазом, пустым оранжевым буркалом — и я готов поспорить, что никто не будет ждать вас на выезде из города.
— Да уж, конечно, не будут! — согласился Студень. — Они все будут сидеть в полицейском участке и стирать обгаженные трусы.
Мы засмеялись, и напряжение немного отпустило нас. Но нашему настроению не суждено было вернуться на прежнюю высоту, потому что через несколько минут мы въехали в Йонтсдаун.
Невзирая на свою современную промышленность — сталелитейный завод, чьи серые дымы и белый пар клубились вдалеке, и оживленную железную дорогу, — Йонтсдаун выглядел и жил как средневековый город. Летнее небо быстро заволакивало свинцовыми тучами, и под этим небом мы катили по узким улочкам, пара из которых была вымощена натуральным булыжником. Хотя окрестные холмы были выработаны и продавалось большое число земельных участков, дома стояли очень кучно, каждый пытался потеснить другой, навалиться на него. Некоторые из домов словно мумифицировались, покрывшись траурной коркой серо-желтой грязи, добрая треть нуждалась в покраске, в ремонте крыши или в новом настиле для просевшего крыльца. На магазинах, на бакалейных лавках, на офисах — на всем лежала печать мрачного увядания. Если и были где признаки процветания, то их не было заметно. Черный железный мост времен Великой депрессии соединял берега мутной реки, делившей город на две части. Шины «Кадиллака» затянули унылую, скорбную песню на одной ноте, когда мы проезжали по металлическому покрытию пролета. Высотных зданий было немного, и все — от силы в шесть-восемь этажей. Эти строения из кирпича и бетона усиливали средневековую атмосферу — мне, по крайней мере, они напомнили замки в миниатюре: слепые окна, будто в целях обороны, были не шире щелей для лучников; подъезды были утоплены внутрь, а массивные дверные крепления из гранита были несоразмерно крупными по сравнению с небольшой нагрузкой, которую несли. Сами подъезды казались такими охраняемыми и неприветливыми, что я бы не удивился, увидев над каким-нибудь из них острые колья опускной решетки. То там, то здесь на плоских крышах виднелись зубчатые выступы, как на стенах замка.
Мне не понравилось это место.
Мы миновали беспорядочно построенное двухэтажное кирпичное здание, одно крыло которого было выжжено пожаром. Черепичная крыша в нескольких местах провалилась, большинство стекол полопалось от жара. Над каждым из пустых окон кирпичная стена, выцветшая за многие годы, из-за накапливавшейся грязи с завода, шахт и железной дороги была отмечена угольно-черными мазками сажи. Восстановительные работы уже начались — проезжая мимо, мы заметили строителей.
— Это единственная на весь город начальная школа, — сообщил Студень с заднего сиденья. — Был страшный взрыв в апреле прошлого года — в котельной взорвался бак с нефтью, хотя день был теплый и топка была отключена. Даже не знаю, докопались ли они, в чем было дело. Жуткая вещь. Я об этом в газетах читал. На всю страну стало известно. Семеро малышей сгорели, просто кошмар. Правда, могло быть много хуже, если бы среди учителей не оказалось нескольких героев. Просто чудо, что они не потеряли сорок-пятьдесят детей, если не сотню.
— Г-г-господи, к-к-какой ужас, — вымолвил Люк Бендинго. — Маленькие д-д-дети. — Он покачал головой. — Иног-гда этот мир б-бывает тяжким.
— Воистину так, — откликнулся Студень.
Я обернулся, чтобы еще раз взглянуть на школу, которую мы уже проехали. Я уловил очень плохие колебания, шедшие от выгоревшего здания, наполнившие меня непоколебимой уверенностью, что в будущем его ждет еще большая трагедия.