— Не знаю, может быть, это другой. — Надо бы пойти туда, где стояла наша ракета, и посмотреть, есть ли там фиолетовый шар.
— Не надо, кто знает, какую штуку он может выкинуть.
На третий день, убедившись в том, что и этот фиолетовый шар ведет себя мирно, Ольга решила отправиться к месту стоянки «Звезды», но ей не хотелось оставлять Джо одного. Догадавшись, Джо сказал:
— Вы боитесь меня оставить здесь, чтобы я не утащил этот фиолетовый шар и не продал его капиталистам?
— Неумная шутка, — рассердилась Ольга. — А что если там… В нем кто-то есть? Мы же не знаем… Вы и защищаться не сможете.
— Спасибо, друг, — взволнованно произнес Джо. — Но если в нем враги, у которых окажутся злые намерения, что один, что двое — нам не отбиться.
Захватив пистолет, аварийный запас воды, пищи и кислорода, Ольга отправилась в путь.
Всей этой тяжести на Земле не поднять и богатырю, но на Марсе с такой поклажей было не трудно справиться. И спустя два часа Ольга уже подходила к месту стоянки «Звезды».
Вот небольшая расселина, ее нетрудно одолеть прыжком, холм, за которым должен находиться тот, первый фиолетовый шар.
Ольга обошла холм и остановилась в изумлении: фиолетового шара не оказалось.
Теперь все было ясно. Шар переместился. Значит, им управляют, значит, на Марсе есть живые существа, наблюдающие за ними.
Ольга поспешила вернуться к «Голубому дьяволу», с тревогой размышляя над тем, что может произойти дальше.
Но ничего существенного в последующие дни не произошло, если не считать того, что на десятый день неожиданно перестали поступать радиосигналы с Земли. Джо продолжал передачи, но ответа не получал. Радиотелеприемник был мертв. Сколько ни копался в нем Джо, но повреждения не находил. И все же приемник не работал.
Джо и Ольга, потеряв связь с Землей, лишь теперь почувствовали со всей остротой свое одиночество. Но они старались не подавать вида, что обеспокоены. Каждый занимался своим делом. Ольга продолжала программу наблюдений, начатую на «Звезде». Джо быстро поправлялся и начал передвигаться по кабине, хотя продолжал чувствовать острую боль в правой ноге.
Наконец настал день, когда он сумел самостоятельно выйти из кабины.
7
Так развивались события до появления марсиан. Мне думается, что люди, обвиняющие Джо Филла, не совсем ясно представляют себе ситуацию. Особенно прискорбно то, что они пытаются истолковать в ложном свете дела, касающиеся очень тонких отношений между мужчиной и женщиной. Здесь надо исходить не из того, что ты наблюдал в жизни вообще, что кажется тебе обычным и естественным как читателю газеты «Вечерние слухи».
Конечно, кое-кому может показаться соблазнительным рисовать на свой лад поведение мужчины и женщины, оказавшихся совершенно одинокими на Марсе, вдали от людских взоров. Но одно дело — воображение, а другое — действительность. И я понимаю возмущение, которое вызвали у космонавтов грязные домыслы некоторых наших газет.
В связи с этим полезно привести показания Джо Филла комиссии БИП. Вот что он заявил:
— Я считаю себя честным человеком, несмотря на объективные обстоятельства, которые, казалось бы, свидетельствуют порой против меня. Я не в состоянии опровергнуть некоторые обвинения, ибо человек не всегда может объяснить свои поступки. Тем более трудно мне состязаться в красноречии с самыми опытными адвокатами, которых комиссия сочла нужным привлечь в помощь обвинению. Я, как известно, от защиты отказался. Не потому, что уверен в убедительности своих показаний. Для меня сейчас решается не только вопрос о том, по какой статье закона я виновен.
Несмотря на молодость, я видел многое на Земле и на небе, которое и верующие, и атеисты именуют сейчас космосом. Это не шутка — оказаться одному в просторах Вселенной. Совсем одному. В бесконечности. Когда кругом — бездна. Черная бездна, озаряемая только далекими светилами. Когда все зависит от того, правильно ли рассчитаны вес корабля, траектория перелета, расход горючего и тысячи-тысячи других факторов. Чуть что, и тебе никуда не добраться, и носиться по этой черной бездне до тех пор, пока не испортятся аппараты и ты выпьешь последнюю каплю воды или сделаешь последний вдох кислорода.
Я почувствовал это уже спустя два часа после старта и многое успел передумать во время перелета. И сейчас скажу без рисовки: мне в конце концов все равно, оправдаете вы меня или оставите в силе обвинение.
Гораздо важнее для самого себя решить вопрос: правильно ли я поступал, так ли вел бы себя на моем месте другой?