— А вот и повелительница душ и телес наших!
И полетел к «ручке». А так как ручка была в перчатке, а перчатку надо было снять, на что Елена Сергеевна не слишком торопилась, то Мешканов продолжал приплясывать, кланяться и кривляться:
— Обольстительной, восхитительной, превосходительной и властительной хозяюшке верный холоп Мартынко челом бьет!.. Ну вот мы, наконец, и с ручкою!
Елена Сергеевна, свежая и розовая под синею шляпою, спокойно смотрела на него своими неулыбающимися глазами и говорила:
— А, побивши челом, шли бы вы, верный Мартынко, на сцену: там Нордман скитается в кулисах, как грешная душа в чистилище, и сам скучает, и всем мешает. Он уверяет, что вы пригласили его к одиннадцати часам смотреть декорации, а потом улетели куда-то и о нем позабыли, тогда как сейчас без четверти двенадцать…
Сконфуженный Мешканов схватился за голову.
— Impossibile!.. Pieta, signora!!! [97] — запел он из «Страделлы».[98] — Спешу, бегу, лечу, скачу… Но, — одну минутку: вы-то сами, distintissima [99], уже видели эту декорацию? Ущелье в Альпах Пьемонта — шедевр нашего старца Поджио?[100]
— В мастерской видела. На сцене буду смотреть, когда световые эффекты установятся. Сейчас он их только пробует и выбирает.
— Ух! — тараторил Мешканов. — И закатил же перспективу! Прямо надо сказать: старик превзошел себя. Лесище! Дубище! Корнища! Дупла! Колоды! Вверху на заднем занавесе ледяные вершины горят тихим, таинственным огнем своего хрусталя: совсем как ваши прекрасные глазки, достоуважаемая..
— Благодарю вас. Однако Нордман…
Но Мешканова уже захлестнуло.
— Луна — как черт одноглазый! Рогатая, кровью налитая, и зеленый трупный свет, как на кладбище… Светляки!.. Гнилушки! И рыцари, феодалы-то, феодалы свирепые, мерзавцы-то своей жизни, против которых восстали этот самый Дольчино с Маргаритою… Понимаете?.. Рыцари едут с горной тропы молча, на боевых конях. В кольчугах! В шлемах! Кони железные, люди железные. Топ, топ, топ… Топ, топ, топ… Это мы поставим! Это, я вам доложу, мы с Захаром Кереметевым поставим! Превзойдем самих себя! Умри, Денис, и больше не пиши!
Елена Сергеевна возразила безразличным голосом, который не понравился угрюмо слушавшему Берлоге:
— Какой счастливец Нордман! Все в его опере собираются превзойти себя: Поджио, Кереметев, Мешканов… Об Андрюше нечего и говорить!
— Да, голубушка вы моя! — возопил Мешканов, — Елена Сергеевна вы моя! Как же не поставить? Ведь вы поймите, кто едет! Смерть едет! Сытая смерть идет походом — топтать и пожирать голодных людей! Каждый всадник должен такой вид иметь, чтобы публика в нем видела вампира общественного: ведь каждый, — один, — по крайней мере, из целого города соки пяткою своею железною выдавливает!.. Возненавидеть их, идолов аккаронских, мы публику заставим! Уже маршем их одним этим ужаснейшим мы ее в бешенство приведем!
— Вы, Мешканчик, сегодня поэт! — заметила Савицкая.
Берлога издали сухо возразил ей:
— От Нордмана. Поэзия — недуг заразительный.
Мешканов не слушал.
— Проехали… Облака клубами, клубами, клубами… Луна ныряет, ныряет, ныряет… Крикнула сова, стонут лягушки, кто-то аукнул, кто-то просвистал… И вот — зашевелились седые мхи… раскрываются, как могилы, пещеры в горах, ямы, норы, землянки… Из-под корней, из расщелин в скалах ползут, как змеи, они… мстители, апостольские братья, восставшие мужики! Ограбленные, голодные! Изнасилованные женщины! Безумные, юродивые дети!.. Лунный свет дробится на косах, на заступах… Ломы, кирки, топоры… Проклятие, проклятие!.. Апостольские братья воют свой волчий гимн. Андрюша гремит, рвет и мечет…. Проклятие папе! Проклятие князьям! Проклятие попам! Проклятие сытым!.. И тут-то вот — женский хор, сестры — как разъяренные тигрицы, и — милости просим на сцену вас, сударыня вы моя! Тут уж ваша работа, красавица вы моя! Тут уже все — вы, вы, вы, Лелечка, вы, ангельская Елена Сергеевна, свет моя!.. «Бог свободы! Освяти наши мечи!..» Верхнее «до»!.. Матинька вы моя! Ведь это что же? Истерика! Слезы! Крушение небесного купола и обломки вниз черепками!.. Да ведь ежели вы нас не выдадите…
Он опомнился, заметив что Елена Сергеевна смотрит на него в упор странными и неласковыми глазами и с быстрым спокойствием театрального дипломата погасил энтузиазм свой шуткою:
— А впрочем, все сие вышесказанное еще предстоит привести в исполнение. Господин же Нордман, меня ожидающий, наверное, повесился от скуки на колосниках…[101] Хо-хо-хо-хо!.. Почему лечу вынимать его из петли!.. А rivederla, distintissima! [102]
98
«Страделла» (1844) — опера немецкого композитора Фридриха фон Флотова (1812–1883), посвященная итальянскому певцу, скрипачу и композитору Александро Страделле (1644–1682), автору опер «Сила отцовской любви» (1678) и «Глупый опекун Тресполо»(1676).
100
…шедевр нашего старца Поджио? — Г.И. Поджио на афише в романе Амфитеатрова «Сумерки божков» — театральный декоратор.
101
Колосники — верхняя часть сцены, использующаяся для установки сценических механизмов и подвески декораций.