Радость мне, что ли, чудищем таким себя показывать? Одно слово: Домна-Замараха…
— До часу в постели! — возмутилась Елена Сергеевна. — Оттого ты, Марья, и расплываешься как опара! Сравни меня с собою: я только что не в дочери тебе гожусь, а ведь мы однолетки!
— Лелечка! — уныло отозвалась Юлович. — Да как же раньше-то? Хорошо тебе, как ты ложишься спать в час ночи, а у меня вчера черти засиделись до седьмого часа!
— Опять играли?!
Юлович забегала глазами по комнате.
— Нет… так… немножко…
— Ах, Марья, Марья!
— Да нет, — ну ей-Богу же: совсем мало… как есть ничего!
— Я поняла бы еще, если бы ты сама любила игру. А то ведь не играешь, в руки карт не берешь… Что за охота превращать свою квартиру в игорный дом, в притон какой-то? Только того не достает, чтобы полиция вмешалась, право! Неужели тебе лестно, что в клубах — после разгонного штрафа — мужчины говорят: поедем доигрывать к Маше Юлович?!
Певица горестно отозвалась:
— Ах, Леля, да ведь жалко…
— Кого тебе жаль?
— Их, мужчинок бедненьких!
— За что же это?!
— Да так… вообще… Приедут, — ну как я их не впущу? Если не ко мне, куда еще им деться?
— В шестом-то часу утра?! Да что у них своих домов, что ли, нет?
— Да что же? Ведь свой дом… это — как кто вмещает!..
Елена Сергеевна пожала плечами и переменила разговор.
— Тебе в самом деле аванс нужен или дурачишься?
Юлович задумалась с шутовским лицом.
— Как тебе сказать? В кармане у меня, конечно, по обыкновению, ни грошика… Если откажешь, с голода не умру, но… ходят, знаешь, купчишки, подают счетишки, требуют должишки… Если будет вашей милости на три сотни, то скажу вам превеликое мерси…
— Хорошо. Я напишу ордер в кассу.
Юлович даже подпрыгнула на столе и изобразила широким лицом своим крайний ужас.
— В кассу?! Не пойду! Это и аванса брать не стоит. Не желаю!
— Почему? — изумилась Савицкая. — Обычный же наш порядок.
— Да помилуй, Лелечка! — безнадежно жаловалась Юлович, — войди ты в мое положение: в последний раз ты мне выписала двести…
Савицкая поправила:
— Двести пятьдесят.
— Вот видишь! Еще и пятьдесят! — даже обрадовалась Юлович. — А домой я, — покорно вам благодарю! — довезла единственную двадцатипятирублевую бумажку!
— Разобрали? — усмехнулась Савицкая своею странною улыбкою, без участия губ.
— Просто с руками рвут!
Юлович спрыгнула со стола сильным движением, за которое ей столько аплодируют в «Кармен»,[118] и распахнула дверь в коридор. Две-три таинственные мужские фигуры, внезапно озаренные светом из режиссерской, поспешили скрыться во тьму.
— Ты, Леля, выгляни за дверь, — нет, ты выгляни!.. Видишь, воронье-то слетелось… Носы-то голодные чувствуют, что я к тебе за деньгами пошла, во всех закоулках меня караулят… Как же?! Шиш с маслом!.. Сама в дырявых чулках хожу!..
— Недурно для примадонны, получающей полторы тысячи рублей в месяц.
Юлович с веселым удивлением уставила на директрису ласковые коровьи глаза, молодящие ее потертое и обрюзглое лицо своим властным, чувственным блеском.
— Сколько, ты говоришь, я получаю?
— Полторы тысячи. Должна знать. Контракт у тебя на руках.
— Ну вот извольте радоваться! Полторы тысячи!.. Контрактом меня не попрекай: что контракт? Не по контракту люди живут… В контракте мне — чего хочешь натычь: по писанному-то я не очень прытка!.. Полторы тысячи!.. Ну бывало ли, ну бывало ли хоть раз в моей жизни, чтобы я такие деньги сразу в руках держала?
Елена Сергеевна, не отвечая, взялась за трубку телефона.
— Касса? Здравствуйте, Георгий Спиридонович. Будьте любезны, пришлите мне наверх триста рублей…
— Не говори, для кого, не говори, для кого!.. — испуганно зашептала ей на ухо Юлович.
Савицкая согласно прикрыла глаза ресницами.
— Отнесите пока на мой счет… Потом скажу, куда списать… Идете сами? Хорошо!
Юлович беспечно качалась на столе огромным, тяжелым, трепещущим телом.
— Н-да-с… полуторатысячная примадонна в дырявых чулках! Нет, ты скажи мне, Леля: что бы я с моим характером стала делать, кабы в драме служила? Гранд кокет [119] какою-нибудь или героинею на туалетный ропертуар?
— На пятнадцатый год карьеры можно бы произносить «репертуар», — заметила Савицкая.
118
«Кармен» (1875) — опера французского композитора Жоржа Бизе (1838–1875), написанная на сюжет одноименной новеллы П. Мериме.