— Ну?
— Ну и сейчас смех этот ее подлый у нее из глаз и пропадет…
— Ловко!
— То-то, думаю: ешь! Ты себя в богинях числишь, а меня в тараканах, а вот Андрей-то Викторович у меня в горсти, а тебя к деду послал… Хи-хи-хи!
— Характерец!
— Да — что же? Я не завистная и злости напрасной ни к кому питать не хочу, но понятно: ежели ты меня зубами сгрызть хочешь, так я тебе в рот сердитый таким каленым ядром подсунусь, чтобы и зуб пополам… Темперамента у меня, может быть, и нет, но соображения, кто чего не любит и кого чем можно донять, — этого, сделайте ваше одолжение, предостаточно. Одерну кого хочешь, и даже сверх возможности.
Она пригорюнилась и возвратилась к прерванному разговору.
— Любила… Что же — любила? Молоденькая была, глупенькая… возраст свой не соображала… Входя в степенные года, все это пустословие насчет любви надлежит бросить, чтобы искать в жизни положительных руководств. Умная женщина, которая в моем цветущем возрасте, должна мечтать не о шалостях, но об устроении своих дней.
— А ты почитаешь себя неустроенною?
— А то как же? Которая женщина незамужняя, я ее обязательно понимаю как неустроенную. Будь Андрей Викторович холостой или вдовец, я бы непременно ладила за него замуж. И так полагаю, что, хотя любви в нем ко мне большой нету, однако по благородству своему он бы мне в том не отказал. Но как скоро его законная шлюха и мереть не мрет, и развода не дает, а только в безвестной отлучке с босяками путается да адреса доставляет, куда ей деньги на водку посылать, то мне всенепременно надобно высматривать себе хорошего мужа. Совсем я того не желаю, чтобы моя красота увядала в безбрачии. Это, конечно, очень значительное мое благополучие, что Андрей Викторович не наградил меня потомством, но вообще я ужас какая семейная и хочу иметь своих законных детей… И чего же мне ожидать, скажи пожалуйста? Конечно, я имею в прошлом свой изъян поведения, но при моей красоте и свежем возрасте и как я ко всему тому женщина не без средств, то всякому мужчине, который умный и с рассуждением, меня очень лестно взять за себя. Еще и холить будет, и в глаза смотреть, и на задних лапках ходить. А если молодость уйдет, да румянец слиняет, да морщинки щеки выпестрят, тогда станет, Машенька, поздно. Пожилым бабам замуж идти — это пошлости. Который если подлец и польстится на капитал, то потом в отместку так тебя скрутит в бараний рог, — соками по капле изойдешь у него в кулаке-то, вот что! Я замуж пойду скоро, но с большою осторожностью. Не торопясь, подумавши. Мне солидный муж нужен. Театральщина-то шалая ваша вот как надоела.
— И Андрюшка?
— Шалее вас всех! Знаешь, Маша, вот тоже о нем… который год я о нем думаю: здоровый он человек или одержимый?
— Кутафья ты перемышльская, — вот тебе мой ответ! [141]
— Да что — кутафья? Правда! Я, Маша, такого образа в мыслях, что всякий человек должен соответствовать своему званию. А который не соответствует, есть неосновательный. Кричат об Андрее Викторовиче: знаменитость! великий артист! А что великого? Ежели бы я деньги не копила, он бы не хуже тебя в дырьях и рвани ходил…
Юлович и злилась, и смеялась.
— Кутафья, Настенька, кутафья!
Настенька тянула:
— У артистов, которые себя понимающие, — какое знакомство? Купцы, инженеры, богатые господа… Артист с ними — и шутку пошутить, артист с ними — ив карты поиграть… Глядишь, к бенефису-то — и взыскан: эва, какие горы в оркестре наворочены — и золото, и серебро, и брильянты, и выигрышные билеты, и часы, и портсигары…
Юлович усмехнулась с презрительною гримасою убежденной и беспардонной богемы.
— Душанову даже автомобиль поднесли. Только это было на смех.
— А что на смех? — живо подхватила и возразила Настя. — Хоть и на смех, все — в дом, а не из дома. Смейся, пожалуй, с большого ума: автомобиль-то худо-худо две тысячи стоит. Две тысячи! Шутка! Да я за две тысячи не знаю, что можно сделать…
— Пройдись голая по бульвару! — захохотала Юлович. — Охотников заплатить — найду хоть сейчас… Еще накинут!
Ангелоподобная красавица даже не улыбнулась,
— Нет, этого нельзя: дешево. Нет расчета, потому что портит репутацию и прекращает карьеру к жизни. Репутация, Маша, тоже капитал. Без нее нельзя.
— Нельзя-то нельзя, — согласилась Юлович, — только я, бедняга, всегда на этот счет соображать опаздывала…
Настя журчала:
— Но — что две тысячи — большая сумма, в этом ты мне поверь. Много за нее купить можно… особливо, если у нашей сестры и по тайности… хороший капитал!..
141
Кутафья ты перемышльская… — Кутафья — «неуклюже, безобразно одетая женщина» (В.И. Даль). Перемышль — древний город на Оке в нынешней Калужской области, прежде считавшийся глухой провинцией.