Когда до дома Егана был еще с десяток дворов, Гримли вновь стало плохо. Он оперся на чей-то забор, чтобы прочистить желудок. С той стороны забилась, завыла злая собака. Вдруг к нему подскочил человек, и мощные жилистые руки подхватили трясущееся тело, поддержали и помогли. Перед глазами все плыло, но сквозь шум и взвизги в ушах он все слышал.
— Разрази меня нойон со всем моим барахлом! Как я мог отпустить одного тебя, как я мог?! Старый дурень, забыл клятву. Будь прокляты эти деньги, ты, сынок, ты мое единственное сокровище!
Человек бил его по щекам, старался дышать в рот, хотя это выглядело неуклюже и смешно. Уплывая в беспамятство, Гримли увидел перед собой заплаканное, искаженное болью и страхом лицо Томаса Фолкина, много лет тому назад служившего в королевской страже Энрофа.
Глава 3
Земли бессмертных, цитадель Агону,
6 путь Лун, 987 год н. э.
Над серыми водами летел слепень. Его легкий хитиновый панцирь переливался под яркими лучами. Солнце давно миновало полдень, но до моря было еще далеко. В своей дельте река была почти полмили в ширину, и перелететь ее маленькому насекомому было тяжело. Сильный теплый океанский ветер так и норовил швырнуть слепня вниз. Из последних сил он поднялся над приближающимся берегом, внизу мелькнула высокая набережная черного камня, рядом мостик, ограда и линия высоких колонн. Слепень опускался, сил не было, но вокруг уже был город, ему чудились запахи пищи и тлена.
Чуть поползав по темному древнему камню ограды, он пригрелся и совсем перестал двигаться. К теням, отбрасываемым колоннами и завитками ограды, прибавились еще две. Маленький уставший слепень не видел этого, не осознавал угрозы. Он ничего не понял и тогда, когда рука в перчатке темно-фиолетового металла потянулась к ограде и вмиг раздавила это хрупкое тельце.
— Дрянь, как они только залетают сюда, — сказал один из пришельцев и легким движением столкнул раздавленное насекомое вниз.
— Думаю, с острова-тюрьмы, — ответил другой, — или с монолита первичной переработки, там ведь столько отходов.
— Это вряд ли. Теперь за всем следят, я сам указал Тамикзалле, что с помойкой пора кончать. Почти тысячу лет тут воняло, а сейчас какая благодать…
— Но ты ведь привел меня сюда не для того, чтобы узнать мнение о паразитах, Вокиал?
— Конечно, Тант, браслеты? — Один из собеседников показал другому полоску серебристо-бежевого сплава у себя на запястье. Она была надета поверх перчаток. Фиолетовые латы покрывали почти все тело Танта. Второй собеседник был одет в черную рясу, подпоясанную белым шнурком, оканчивавшимся застежками в виде черепов. Тант был шести футов роста, Вокиал — на голову ниже. Он всегда горбился, то и дело потирая руки, будто от холода. На запястье Вокиала был точно такой же браслет, что и у Танта. Он показал его, чуть одернув рукав рясы, обнажив на мгновение желтую, совсем сухую и костлявую руку без волос.
— Ты ведь и так обо всем догадываешься. Однако нам стоит сверить позиции. Мы решили посвятить тебя в нашу тайну, чтобы понять, как ты относишься к нынешнему плачевному положению. Попытаться связать воедино все, что происходит последние пятнадцать лет. Сейчас подойдет наш общий старый знакомый, это…
— Дас, посланник сумрака. Поверь, Вокиал, я, не утруждая себя, могу назвать еще десяток имен и сотни предпринятых вами действий. Я хочу, чтобы ты не говорил загадками, мне полуправда не нужна.
На лице нойона мелькнуло подобие улыбки. Глаза Танта, блеклые искусственные шарики, вспыхнули жестким первородным голубоватым огнем. Истинные глаза бессмертного духа, скрывающегося в этом мрачном вместилище.
— Хорошо, давай начистоту, никаких полумер и полуфраз, мы не можем позволить себе такой роскоши, как трата времени на недомолвки. Особенно сейчас, при постоянной опасности как со стороны арагонского врага, так и собственных вождей.