— А у вас есть устройство, которое бы полностью блокировало мысли от прочтения? — Рууд был сам не рад своему вопросу, но слово не воробей — вылетит, не поймаешь, а мысль тем паче.
— Лучше не знать. Любая магия выдает чародея, как манеры исподволь выдают переодетого нищим дворянина. Эльфы в пять минут тебя вычислят. То, что ты получишь, просто предохранитель, чтобы было не слышно мыслей, которые так и прут без удержу из твоей башки! А насильно устроить похищение и сканирование третьего лица в государстве Белые не решатся. Потому каждая мелочь, могущая указать на нас, должна быть у тебя под контролем. Даже просто проходя мимо тебя на расстоянии ярда, они почувствуют, что я касался твоего разума, а ты вообще ничего не поймешь. И, конечно, ты не должен касаться их голыми руками.
— Я знаю, след стааха несмываем.
— И не только его. Когда ты будешь канцлером, перед тобой будет стоять одна задача, приятная для исполнения. Ты должен запомниться людям. Неважно, какой ценой… Тебя должны знать, а будут любить или ненавидеть, не имеет большого значения.
— Я все понял. Я могу отбыть в Александрет и действовать по моему плану?
— Да, можешь, но помни: если тебя раскроют и ты окажешься в руках эльфов Авлии или на севере, то мгновенно умрешь. Не от их пыток, в которые не верят ваши богомольцы. Мы сами избавимся от тебя, чтобы не позволить узнать бесценную для них информацию. Учитывай это и постарайся не подставиться. Теперь жди здесь, я ухожу. Да… Ты поедешь не по той дороге, по какой прибыл, а по новой. Фолийцы строят гать через северо-западное болото. Немного перепачкаетесь, но прибудете в Александрет за несколько часов до начала событий.
Вице-канцлер источал еще много мыслей. «В руки эльфов Авлии, — думал он, а разве есть какие-то еще эльфы? Странно».
Но его уже не слушали. Нойон встал и медленно двинулся к двери. Зеленая светящаяся дымка затрепетала под порывами ветра, ниспадая с потолка и скрываясь в полах длинной хламиды нойона. Рууда на некоторое время парализовало. Он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой.
Когда дверь за ведущим захлопнулась, наваждение стало медленно спадать, и наконец герцог понял, что все еще сидит со связанными руками. Рууд грязно выругался, с трудом поднялся и, шатаясь, вышел вон из комнаты. Снаружи он чуть не врезался в лича, стоявшего у самой двери. Тот увернулся от ошалевшего вице-канцлера и, зайдя сзади, ловко разрезал путы. Рууд вскрикнул от боли и резко повернулся к личу с перекошенным лицом. Но холодное безразличие этих мертвых красных глаз заставило его совладать с собой.
— Где украшение и стаах? Что, не слышишь, скотина? — Он думал, что разозлит этого костяного великана, но тот и бровью не повел. Их у него не было. Рука лича скользнула на пояс, и он отвязал мешочек размером с человеческую голову и спокойно протянул Рууду.
— А украшение? — Вместо ответа из стальной перчатки лича показалась маленькая золотая стрекоза с россыпью зеленых камушков. Засунув ее себе в карман, вице-канцлер уже хотел идти, как сразу понял, что не знает, где находится. Лич тем временем двинулся дальше по коридору, будто забыв про него. Сыпя проклятиями, Рууд прошел следом. Костяной гигант свернул за угол и исчез. Рууд слышал лишь шаги, быстро удалявшиеся по уходящей вниз узкой лестнице. Приближавшееся пятно света подсказывало — путь этот вел на улицу. Осмотревшись, герцог понял, что находится во внутреннем дворе дома, стоящего напротив проклятого трактира «Собачья голова», где его ждали Венк, Йонсон и Фош.
«Опасно всякое промедление», — подумал герцог и попытался было пройти на крупную улицу, разделявшую здания. Однако это оказалось не самой легкой задачей. Солнце еще не взошло, и тени, падавшие со всех сторон выстроенного буквой «П» двухэтажного дома, делали внутренний двор глухим и темным. Кроме того, двор был завален обветшавшей, не пущенной в костер мебелью, какими-то бесколесными телегами, мусором и горами протухших объедков. Поперек протекала открытая сточная канава. Вице-канцлер сделал наугад пару шагов, запнулся и рухнул в грязь, чуть не потеряв собственный меч, который все это время путался у него под ногами. Только он начал подниматься, как носком сапога зацепил невидимое препятствие и обрушил огромную гору гнилых досок, битых глиняных черепков и протухших овощей, державшуюся на незаметной тонкой подпорке.
«Будь все проклято! Зачем он затащил меня сюда, в эту задницу мира, — ругался Эдгар. — Это все неспроста. Так быстро ушел и лича отозвал, издевка какая-то. Мне не нужны его тайны, но можно было обойтись без этого ушата дерьма на прощание…»