Единственная вещь, не вписывавшаяся в торжественный наряд нойона, был старый проверенный в боях фолийский шлем с маленьким черным рожком. Кроме пояса — единственный темный предмет в его одеждах. Этот шлем никакой магической силы не имел и, вероятно, служил для какой-то секретной связи, но Синкат не смел вдаваться в такие детали.
— Ты делаешь мне слишком много комплиментов, коих я не заслуживаю. И одет я так не по своей воле! В Агону важная встреча, Совет Круга, и мне приходится отдавать должное статусу…
Эти слова прозвучали в голове Синката с такой непередаваемой подкупающей симпатией, что у молодого мага выступили слезы умиления. Он не понимал, чары это или просто такой голос, вызывавший безумное желание его слушать. Порог магического давления стал быстро спадать. Видимо, Моандор осознал, что причиняет боль своему ученику одним только своим присутствием.
— Вы зря принижаете себя, вы великолепны, учитель! — искренне ответил Синкат.
— Хорошо, но не называй меня мысленно богом. А то в Агону на нас будут косо смотреть, будто мы стащили у них вывеску! — тихо рассмеялся Моандор, и в его глазах блеснул озорной огонек.
— В чем причина возмущения и встряски, что прокатилась по всему острову? — спросил вслух сумеречный маг. Обращаться через астрал ему было слишком тяжело, давление от присутствия истинного нойона еще до конца не спало.
— Не суть важно. Ты скоро сам все увидишь. Пройдем сюда. — Рукой он указал на одну из дверей, ведших в его покои.
— Здесь будут продолжать настраивать сложный канал. — При этих его словах в главные двери вошли трое темных послушников-аколитов — обессмерченных нойонами людей. Вошедшие сели на вылезшие прямо из пола кресла тягучего темного металла. Опытные в своем деле аколиты принялись плести сложную магическую паутину защиты и четкости связи, настраивая два параллельных канала. Вблизи них, как почувствовал Синкат, слабело астральное давление его учителя. Нойон не хотел мешать своим помощникам.
— Ты идешь? — совсем по-людски спросил истинный. Поклонившись, Синкат последовал за ним.
В небольшой комнате с высоким, терявшимся в темноте потолком не было ничего, кроме поднимавшегося на полфута из пола кругового возвышения с тремя когтеобразными выступами по краям.
— Зайди в круг и расслабь астральное тело. Не бойся и не напрягайся так, я тебе помогу!
При этих словах магическое давление на Синката резко спало, и он легко переступил границу круга, Моандор последовал за ним. Никогда еще они не стояли так близко. Сумеречный маг видел каждую трещинку на сером шлеме, каждую чешуйку плаща. Видел, как улыбается смерть на блестящей голубоватой рукояти «могильного клинка» — меча без лезвия. Если бы только знать, о чем он думает! В астрале стало так легко и светло, как никогда.
Вдруг его тело пронзило болью. Взглянув в нормальный мир, он не узнал комнату. Они находились на балконе, возвышавшемся над залом, который был освещен лишь несколькими негасимыми факелами. В центре на цепях, растянутый за конечности, висел человек в оборванных и окровавленных одеждах. Двое личей суетились около большого черного котла с кипящей маслянистой жидкостью. Под котлом в узком желобке текла раскаленная порода. На стене висели подвижные оковы — известное орудие пытки. Их захваты были в запекшейся крови, внизу рассыпана рыжеватая шерсть и длинные черные волосы. На бортике у стены были выложены крючья, зажимы и иглы.
— Тебе нехорошо? Разве я никогда не показывал тебе мой телепортер? — спросил Моандор.
— Да нет, я просто не был в местных камерах пыток, — пояснил некоторую неловкость Синкат. Его взгляд остановился на личах, что собирали и мыли забрызганные и испачканные ими орудия в небольшом корытце.
— Пройдем. — Моандор сошел вниз по лестнице. — Кто это, на твой взгляд?
Синкат прошел в центр комнаты, где был небольшой столик и два стула из железного дерева, точно таких же, как и у него в залах связи.
— Судя по единственному оставшемуся уху и легкому астральному возмущению вокруг, это эльф! — как можно более безразличным голосом сказал Синкат. Он хотел скрыть собственные эмоции, которые так часто мешали ему в работе с нойонами. Но от Моандора скрыть мысли было невозможно.