— Ты знаешь, когда Эльза едет назад в Мельде?
— Нет. Но я тебе уже сказал, выкинь эту дурь из башки! Она тебе не пара. И вообще, беги в кузницу и неси вещи. Все кроме оплужника. Его помогу тебе нести сам, а то надорвешься!
Боясь в очередной раз поругаться со стариком, Гримли выбежал из дома и зашагал прямо к кузнице. Улица была вся в движении. Из ворот дворов выезжали полные скарба телеги. В одних стройными рядами стояли бочки и бочонки с соленьями и вареньем, в других — пататы, капуста и те самые солнцеплоды Гурта. На площади дымился костер и пахло смолой. Там готовили факелы в дорогу. Ехать предстояло и ночью, и днем, не делая длительных остановок. Семь ночей отделяли их от Александрета, и добрую сотню факелов уже разнесли по повозкам. Закрывая лицо от чада, Гримли быстро забежал в кузницу.
Связав оружие вместе, он взял два лучших меча, в том числе посеребренный рыцарский, и засунул себе за пояс. Нагруженный неподъемной ношей, возвратился домой. Сел на ступеньки веранды, стараясь отдышаться и смахивая пот со лба.
— Я чуть не сдох, обожди, — отмахнулся он от просьбы отчима идти обратно. Но похожая на клещи рука Тома подняла его так, что плечо заныло от боли.
— Пошли за оплужником, — отрезал старик и быстро, как бы не замечая усталости пасынка, зашагал к кузнице.
Уже стоя на улице, придерживая оплужник ногами, Гримли заметил, как тщательно закрывал кузницу дядя Том. Так, как будто из нее что-нибудь можно было унести. А ведь там остались только неподъемная наковальня, камни в печи, ржавое ведро, старые клещи и прожженные фартуки.
Вернувшись домой, Гримли приподнял один из тюков. Он был необычайно тяжел.
— Дядя Том, что ты сюда напихал?
— Все инструменты, все. Мы уезжаем надолго, а может, навсегда.
— С чего это вдруг? Неужели вы с Еганом не сможете договориться?
— Ты не знаешь моего братца, а я знаю. Он вытрясет из меня последний сантим, если ему будет нужно. А про «прирезать» — это он врет, давит. Хотел, небось, еще тебя попугать.
— Может, стоит проверить? Вы странные оба!
— У тебя нет братьев, нет ни отца, ни матери! Так что не учи других! Лучше помалкивай, пока не получил по ушам! — осадил старый Том и зашелся кашлем.
В этот момент в дверь постучали. Снаружи раздался зычный голос:
— Том, Гримли, выносите вещи, мы отправляемся!
Том открыл дверь и увидел, что вся улица заполнена построенными в линию возами. Вокруг суетился народ. Люди прощались, обнимались, целовались и плакали. Гримли увидел стоящего у их двора человека, державшего запряженную в повозку лошадь. Это был Гурт. Высокий широкоплечий мужчина — он возвышался над толпой, как камень в быстрой горной реке возвышается над потоком. Его голова, маленькая по сравнению с исполинским телом, крепко сидела на короткой, почти бычьей шее. Лицо украшала короткая черная бородка, но всего примечательнее были глаза. Маленькие, глубоко посаженные, они горели, как два огонька, гипнотизируя собеседника. Но этот огонь был мягким, каким-то добрым и согревающим. Засмотревшись, Гримли потерял равновесие и упал на одно колено. Гурт расхохотался на всю улицу. Полы его кафтана раскрылись, показав под ними легкий доспех. Богач одевался скорее как купец, чем как зажиточный крестьянин.
— Вставай, рыцарь, — протянул он Гримли свою огромную руку, — считай, я принимаю твою клятву! — Он усмехнулся, затем, подойдя к дяде Тому, что-то сказал ему на ухо, тот одобрительно кивнул. Гурт вышел на улицу, махнул им обоим рукой и пошел во главу колонны.
Том прикрикнул на растерявшегося пасынка, и они вместе стали носить вещи в подводу. Возок был старый, зато с тряпьем — ночью не замерзнешь, и слажен был довольно крепко. Как, впрочем, и все в хозяйстве Гурта. Его все звали по имени — фамилия была длинная и незапоминающаяся. Он был богатейшим жителем Бренна. В его хозяйстве работали полтора десятка человек со всей деревни, и заботился он о них, как о родных. Обычно батракам доставалась самая тяжелая и грязная работа, но Гурт говорил, что он на других не равняется.
Последние лучи солнца исчезали за уголками крыш. Гримли устроился на козлах и, проверив в действии, хорош ли кнут, подогнал подводу в строй остальных. Последние провожающие — женщины с детьми на руках, старики и ребятишки помладше Гримли — отошли от подвод. Дядя Том неплохо устроился в глубине повозки между тюками.
— Храни нас Велес! И дай удачу! Тронулись! — И полтора десятка подвод, как одна, двинулись к северной окраине.
Вот мелькнул сзади последний покосившийся домик.
Гримли привстал на козлах. Поле за деревней горело в закатных лучах. Свежий ветер с вечерних лугов обдувал колонну. Обе луны — жена и сын Солнца — поднимались с востока. Сзади кто-то затянул песню.