— Больше всего, — прошептал он, — меня беспокоят ямы, которые нарыли в земле эти чертовы пруссаки. Они такие глубокие, что сидящих в них немцев не видно с дороги, зато они видят нас прекрасно.
— А что, ямы уже где-то здесь?
— Мы находимся у подножия холма Пенсон, и здесь их нет, но что творится со стороны Монманьи, я не знаю.
Примерно четверть часа мы шли по дороге, не замечая никаких признаков присутствия неприятеля, но внезапно в десятке метров от нас, прямо на поверхности земли сверкнула вспышка, и у моего уха просвистела пуля.
Проводник, шедший впереди меня, обернулся столь стремительно, что чуть не сбил меня с ног.
— Бежим! — крикнул он.
Я попытался его удержать, но тут в воздухе просвистела вторая пуля, проводник вырвался и помчался прочь.
Я застыл в нерешительности, не понимая, куда двигаться дальше, но в итоге достал револьвер и побежал вперед. Вспышка очередного выстрела осветила пространство передо мной, и я увидел, что впереди на разном удалении от места, в котором я находился, меня поджидали четыре или пять солдат. Значит, вперед бежать нельзя. Я бросился вбок.
К счастью, вспышки выстрелов освещали лишь самих стрелявших, а я при этом оставался' в тени.
Пробежал я шагов тридцать. Под ногами предательски трещали ломающиеся ветки, а из-под подошв с шумом вылетали камни. Грохот, который я производил, услышали солдаты и послали мне вдогонку три пули, срезавшие рядом со мной виноградные побеги.
Каким-то чудом все пули миновали меня, что можно было объяснить лишь большим расстоянием между мной и стрелявшими. Если бы стреляли в упор, то меня давно изрешетили бы пулями, и, похоже, что теперь, когда подняли тревогу, именно так и должно было произойти. Было бы безумием пытаться проверить это предположение.
Я бросился в обратную сторону. Не пробежав и десяти шагов, я увидел пруссака, который целился прямо мне в голову. В руке у меня был револьвер, и я оказался проворнее пруссака. Я выстрелил, а он не успел.
Мой выстрел выдал меня. Две пули просвистели прямо рядом с ухом. Я бросился на землю и пополз. Необходимо было во что бы то ни стало добраться до леса, но для этого требовалось преодолеть большое пространство, заросшее виноградниками и изрытое огородами. И вот я, ни секунды не размышляя, бросился вперед со всех ног, даже не обернувшись, чтобы посмотреть, пустились ли за мной в погоню. Справа от меня проходила дорога из Пьерфита на Муассель, по которой я сверял направление движения, а слева стояли дома, загораживавшие проход в сторону Монморанси. Меньше чем за полчаса я оставил позади Гросле, вскарабкался на поросший лесом холм, бросился на землю и стал прислушиваться к пушечным выстрелам, доносившимся со стороны Парижа. Этой ночью канонада грохотала, как никогда раньше.
Теперь, когда пули уже не свистели над ухом, у меня появилось время подумать. Обе мои попытки бесславно провалились одна за другой, и я не видел смысла пытаться повторить нечто похожее в третий раз. Возвращаться в Экуэн, где я, скорее всего, уже навлек на себя подозрения, было крайне опасно, а без знающего местность проводника невозможно добраться до передовых позиций немцев. Но где теперь я найду проводника? Понятно, что после долгих поисков кого-нибудь удастся сыскать, но времени у меня уже не было, я не мог оставить Омикура без необходимых сведений, лишив тем самым его возможности наносить удары по врагу.
С самого начала мне была поручена двойная миссия: доставить донесение в Париж и изучить кольцо осады вокруг города. Доставить вовремя депеши не удалось. Даже если мне удастся под покровом тумана или, воспользовавшись вылазкой парижан, проникнуть в город, то слишком поздно доставленные донесения уже потеряют всякую ценность. Зато разведданных о расположении вражеских войск я собрал даже больше, чем мне было поручено. Я не только выявил вражеские позиции на левом берегу Сены, но также исследовал огромную территорию к северу и востоку от Парижа. Кроме того, я прошел по дорогам через немецкие посты, обнаружил склады в Шеле и хранилища вооружений в Гонессе. Я мог бы стать ценным проводником в отряде бойцов, разрушающих вражеские коммуникации на линии Орлеан-Фонтенбло.
Последнее соображение подтолкнуло меня к принятию окончательного решения. Несмотря на горькое разочарование из-за невозможности пробраться в Париж, я все же должен вернуться к Омикуру. Мои личные амбиции, надежды и желания теперь не в счет.
Возвращаться на берега Луары я решил через Руан. Там можно было попытаться сесть в поезд. Мне казалось, что я потеряю гораздо больше времени, если выберу другой маршрут, то есть двинусь в обход Парижа и пойду пешком через Ла-Бос и Перш.