Пока я хихикал над этой историей со смазанными салом сапогами, на улице послышался какой-то шум и в кафе ввалились прусские драгуны. Они вели связанного конской подпругой крестьянина, с виду напоминавшего богатого фермера. Вслед за ними в кафе вошли прусские офицер и унтер-офицер.
Крестьянина развязали, офицер уселся за стол и потребовал бутылку вина, которую ему немедленно подали. Затем офицер по-немецки поинтересовался у унтер-офицера причиной задержания крестьянина.
Унтер-офицер ответил, что это мэр коммуны, а арестовали его за то, что у него в печной трубе обнаружили две винтовки.
— Вы действительно прятали в печной трубе оружие? — спросил у крестьянина офицер на великолепном французском языке.
— Я не стану отрицать, что у меня в печной трубе обнаружили винтовки, — ответил нормандец, — все равно мне никто не поверит.
— С вами все ясно. Вас отведут в Руан, и там расстреляют.
— Но, господин офицер, не я спрятал эти винтовки. У меня были на постое мобили и это, без сомнения, их винтовки. Это они спрятали их в печной трубе. Я даю вам честное слово!
— Откуда у французов честь? Вы ведете войну варварскими методами. Интересно, почему они считают, что для самозащиты можно использовать ножи и кинжалы? Их применение будет дорого стоить французам. Вот немцы — люди законопослушные, и они требуют законопослушания от своих противников.
Он жестом приказал увести задержанного. Но тут вмешался унтер-офицер и стал рассказывать, что после обнаружения винтовок офицер, командовавший обыском, по доброте душевной наложил на крестьянина штраф в размере трех тысяч франков. Для получения денег собрали самых богатых крестьян этой деревни и приказали им вскладчину внести требуемую сумму, но все отказались платить.
— Мы люди бедные, — сказал крестьянин.
— Он врет, — перебил его унтер-офицер, — на самом деле у него в хозяйстве шесть лошадей, семь коров, три телеги, пятнадцать поросят, много овса, а в доме хорошая мебель и часы с боем.
— Вы слышали? — спросил офицер.
— А я и не отрицаю. Кое-что он сказал верно. О лошадях, коровах, ну и о телегах со свиньями. А вот про мебель он зря сказал. Она у нас некрасивая, да и часы уже четырнадцать лет как встали.
— Если не заплатите три тысячи франков, тогда вас отведут в Руан.
— Господи, да нет у меня таких денег! Где я вам их возьму?
— Меня это не касается.
В этот момент в кафе вошел еще один крестьянин, разодетый, словно в воскресный день. На нем были праздничная куртка, драповые штаны и начищенные сапоги.
— Господин офицер, — сказал он, — я к вам по поводу тех винтовок. Я заместитель мэра коммуны.
Крестьянин вытащил из кармана трехцветный пояс и повязал его вокруг талии. Продемонстрировав таким образом знаки власти, он заявил уверенным тоном:
— Хочу вам сказать, что присутствующий здесь Пуляр является честным человеком. Он не мог спрятать винтовки в печной трубе.
— Но винтовки были найдены именно в печной трубе.
— Такое возможно.
— Что значит — такое возможно?
— Я же не говорю, что это не так. Я только говорю, что не он их там спрятал. Произошло несчастье, что тут поделаешь. А поскольку за это придется платить, я и пришел, чтобы от имени совета предложить вам достойную плату, лишь бы только вы его отпустили. Мы собрались, поднажали друг на друга, ну и собрали деньги для выкупа. Вот вам 100 франков.
И он выложил на стол пригоршню монет по сто су каждая.
— Вы что, издеваетесь надо мной, — заорал офицер, — с вас три тысячи франков!
— Три тысячи! А где, по-вашему, мы их возьмем, господин офицер? У нас бедная коммуна. Это в городе живут богатые буржуа. И потом, у нас тут проводили реквизиции, а затем пришли эти мобили. Год и так выдался плохой. Вы небось и не знаете, что весной были заморозки. Так вот, знайте, заморозок был, это я вам говорю.
Офицер вскочил на ноги.
— Ладно, ладно, — испуганно произнес заместитель мэра, — не сердитесь. Мы собрали, сколько смогли, но раз этого недостаточно, я могу добавить, причем лично от себя, поскольку Пуляр мой друг. Значит так, господин офицер, а что вы скажете, если я добавлю… э-э… пятьдесят франков?
И, не дожидаясь ответа, он разложил на столе десять монет по сто су. Затем, расправив плечи, заявил:
— Это только ради моего друга Пуляра. Я ведь человек небогатый. Во Франции, господин офицер, богатые только мэры, а не их заместители.