Наконец закончили пилить кость, соединили артерии, наложили повязку, и я увидел, как уносят мою бедную руку, представлявшую интерес для хирургов, поскольку внутри нее находилась расплавленная пуля. Они смотрели на нее с нескрываемым любопытством, тогда как я тревожно разглядывал свои сапоги.
И вот наступил критический момент. Мисс Клифтон вышла из операционной. Я облегченно вздохнул. Хирурги раздели меня и переложили на кровать.
Физически я был в гораздо лучшем состоянии, чем те несчастные, о которых говорили хирурги в Верьере, поэтому операция прошла вполне успешно. К тому же, наверное, никогда еще ни один раненый не получал столь квалифицированный и рачительный уход.
Мисс Клифтон поселилась в пригороде О-Вив и все дни напролет проводила рядом со мной, ни на минуту не оставляя меня, и не позволяя мне впадать в отчаяние. После всех перенесенных страданий я был готов к тому, что жизнь покажется мне страшной и жестокой, но она оказалась милостивой и обнадеживающей.
До сих пор я, как и все остальные, обращал внимание лишь на необычную красоту мисс Клифтон и ее решительный нрав. Но теперь, став объектом ее повседневных забот, я по-настоящему оценил такие бесценные качества этой женщины, как преданность, радушие, благородство, верность и открытость.
Шесть недель пролетели незаметно. Каждый раз, просыпаясь, я ощущал теплое дыхание прекрасного весеннего утра, и прошлое казалось мне страшным сном.
Но так уж устроен человек, что даже в этой обстановке я не смог устоять перед искушением хотя бы на минуту возвратиться в мое проклятое прошлое. Меня стал мучить вопрос: чем сейчас занимается Сюзанна? И я написал письмо моему бывшему сопернику — нотариусу. Ответ не заставил себя ждать. Сюзанна вышла замуж. Она добилась своего и женила на себе графа д’Эгелонга, который недавно стал депутатом. "Прекрасная Сюзанна, — писал нотариус, — приобрела репутацию самой очаровательной женщины. Ее дом полон друзей, и старых, и молодых, отцов и детей, и со всеми она одинаково мила. В их число, разумеется, вхожу и я". Я больше не любил Сюзанну, но когда-то я слишком горячо ее любил, и даже теперь не мог вспоминать ее с полным безразличием. Я презирал ее и тем самым мстил ей.
Однако этот замечательный период моей жизни неожиданно оборвался. Однажды утром мисс Клифтон объявила, что она вынуждена уехать в Лондон.
— Только не сегодня, — сказал я, — если можно, завтра.
— Почему завтра?
— Я прошу вас об этом.
Она долго смотрела на меня, не отводя глаз. В моей голове роились какие-то неясные мысли. Однако наш последний день прошел точно так же, как и все предыдущие дни. Мы дали обещание писать друг другу и поскорее увидеться, быть может, в Лондоне, а, возможно, в Париже.
И только когда я остался один, я осмелился признаться себе в том, что раньше тщательно от себя скрывал: я полюбил ее. Но возможно ли любить человека, у которого нет руки? У меня хватило ума, чтобы скрыть свое чувство.
Я принялся читать все относящиеся к войне публикации и в издававшейся в Лозанне "Всемирной библиотеке" обнаружил повесть, которая поразила меня точностью и подробностью описания событий, а также независимостью суждений. Эта повесть помогла мне понять смысл борьбы, в которую я оказался втянут, так и не поняв сути происходящего. Мне открылось наконец, что в основе этой борьбы лежали две вымышленные концепции — одна имперская, а другая революционная — и обе они вели страну к неизбежной катастрофе.
Но одного чтения в моем нынешнем положении оказалось недостаточно. Меня по-прежнему не отпускали нервное напряжение, нетерпимость и недовольство собой. Я начал совершать прогулки по живописным окрестностям Женевы, уходя с каждым днем все дальше от города. Совершенно случайно я забрел в местечко Шенебург, находящееся неподалеку от О-Вив, и обнаружил там школу, обучение в которой велось по системе Песталоцци[145] и Фребеля[146]. Называлась она "детский сад". Меня поразила эта система образования, заставляющая ребенка мыслить самостоятельно и развивающая не столько механическую память, сколько умственные способности и чувства. Мне разрешили прийти на следующий день и присутствовать на занятиях. Много дней подряд я посещал занятия в этой школе, а затем отправился в другую школу, находившуюся в Женеве на улице Шантпуле. Я приобрел несколько книг, в которых описывался этот метод преподавания, и тщательно их проштудировал. До чего было бы полезно учить по этому методу также и наших, французских, детей, которых со школьной скамьи приучают выполнять бессмысленную механическую работу! Мало-помалу в моей голове начал зреть захвативший меня проект: возвратиться в Куртижи, восстановить сожженный пруссаками дом моей матери, вести скромный образ жизни и организовать в родном городке такой же "детский сад". Теперь, когда моя жизнь пошла прахом, не лучше ли было бы направить остаток сил и состояния на внедрение у нас педагогической системы, благодаря которой мы покончим с рутиной традиционного образования? Ведь именно старую систему образования необходимо разрушить в первую очередь, чтобы череда несчастий, сотрясающих нашу страну, наконец ушла в прошлое. Да и я сам нынче годен лишь на то, чтобы приносить пользу другим людям. Но ведь именно по такому принципу строит свою жизнь и мисс Клифтон. Значит, придет день, когда я смогу сказать ей: "Меня вдохновил ваш пример".
145
Иоганн Песталоцци — швейцарский педагог, один из крупнейших педагогов-гуманистов, призывал к гармоничному развитию всех задатков человека — интеллектуальных, физических и нравственных.
146
Фридрих Фребель — немецкий педагог, теоретик дошкольного воспитания, создатель понятия "детский сад".