Так вот, одна центурия — имела один голос. Но эти центурии были крайне не равны по своей численности. Маленькая кучка богачей составляла в совокупности около 180 центурий (из 360), а все пролетарии плюс к ним беднейшее крестьянство, что численно составляли около трети населения- одну единственную. Вот так и получалось что тысяча человек совершенно законным, демократическим путем могла решать судьбу 251 тысяч полноправных граждан или почти миллиона населения, если учитывать и женщин с детьми.
Обсуждая выбор консулов, надобно сказать, что римляне были люди очень практичные и несмотря на требовании демократии о двух консулах с одинаковыми полномочиями, делали так, что это были фигуры неравнозначные. Чтобы власть оставалась в руках преимущественно одного человека. Раньше, когда консулы выбирались исключительно из аристократов-«патрициев», старались чтобы один из них был более авторитетным человеком, из более влиятельного семейства. Так что термин «первый консул» родился задолго до времен Наполеона.
Теперь же преимущественно выбирали одного консула из «патрициев», а второго из «плебеев». Так что в этом году наступила очередь «рулить» Республикой для одного из главнейших предводителей Рима — Публия Корнелия Сципиона. А это было немаловажно в этот драматический период когда вскипающий застарелой ненавистью Ганнибал идет на Италию, созывая подросших сыновей Карфагена расплатиться по счетам отцов.
Консулы разделили театры военных действий в провинциях меж собою по жребию. Корнелию досталась Испания, а Семпронию — Африка вместе с Сицилией. Сенат, состоящий из уважаемых людей, облеченных полным доверием сограждан, разрешил консулам набрать шесть легионов, а численность ополчения из латинских и прочих италийских союзников велел установить самостоятельно. Ни в чем себе не отказывая. Среди всех союзников латиняне занимали самое высокое, привилегированное положение. Эти воины традиционно славились своей отвагой и преданностью.
А вот, к примеру капуанцы, хотя и были выходцами из этрусской колонии, ценились гораздо ниже. Они имели 6 000 вооружённых бойцов, причём пехота в боевом отношении была слаба; однако, качество аристократической конницы было выше, и она, главным образом в кавалерийских боях, побеждала противника.
Наряду с капуанцами, особенной популярностью в римской армии пользовались всадники из Тарента (греческой колонии в Южной Италии). Они имели собственную организацию и состояли из тяжёлых, средних и лёгких кавалеристов. Лучников среди тарентийцев было немного, основным оружием их акробалистов были дротики. Многие тарентийские конники имели запасных лошадей, на которых они могли пересаживаться в пылу боя. Римляне считали тарентийцев образцом для кавалерии, недаром же конный отряд носил название «тарентинархии». Две тарентинархии составляли кавалерийский полк из 500–600 наездников.
Уже было собрано в Италии двадцать пять тысяч римских пехотинцев и тысяча восемьсот всадников, готовых убивать и умирать; союзников становилось под знамена сорок тысяч пехоты и четыре с половиною конницы; военных судов выходило в море двести сорок. Сила Карфагена столкнется с еще большей силой! Кони устали ждать, а мечи притомились в ножнах…
При этом подавляющее количество римских воинов имели хорошие доспехи и панцири. Право же, не всякий кормящийся с лезвия меча способен позволить себе подобное снаряжение. Но эти — могут. Так как римляне выставили свое самое отборное войско. Две трети воинов были из аристократов и богачей, а так же богатых крестьян- «кулаков» и самых крепких «середняков». Лишь оставшаяся треть состояла из обычных крестьян. «Пролетариев» в войске было днем с огнем не найти. Лишь среди нестроевых обозников находилось около сотни подобных бедняков.
В эти годы оружие и сама армия («Арми» в переводе с латинского и есть «оружие») были главной опорой местной правящей верхушки. Служили государству с оружием в надежде на воинскую добычу только самые уважаемые люди, которым было «что терять». Поэтому никакая классовая борьба в Риме была невозможна. Всех недовольных, как людей непривычных к войне и оружию, просто-напрасто бы сразу перебили. Лишь через полторы сотни лет, когда Марий будет набирать в армию всех подряд, и платить им постоянное жалование, Рим погрузится в пучину гражданских войн.