– Ха! Я лишь хотел спасти принадлежащее тебе от твоего неумелого правления, – хитро улыбнулся дед Оми. – Твой сын погиб, защищая жизнь моей внучки. Он бился за ее честь как самурай и смерть встретил тоже как самурай. И ему предназначено быть самураем до конца вечности.
Синие глаза Ханса прищурились.
– Я не хотел вспоминать, как он погиб, но этого никогда не случилось бы, не будь твой народ настолько задавлен, что убийство – единственный оставленный ему способ выразить свое мнение.
У Виктора отвисла челюсть. Он отказывался верить, что мертв. Он знал, как называется то, что с ним сейчас происходит: «предсмертные видения»; но знал также, что ученые считают такие вещи полетом воображения. Свет в пустоте – это отказ органов чувств, отчего остается лишь точечное окошко в мир.
Все это у меня в голове.
Такаши посмотрел на него в упор.
– Нет, Виктор, это все на самом деле. Будь это не так, не будь ты мертв, мы бы не знали, о чем ты думаешь.
Виктор нахмурился.
– Раз это все – мое воображение, то вы вполне можете знать, о чем я думаю, – это я вообразил вашу способность читать мои мысли.
Ханс улыбнулся:
ѕ Я всегда говорил, что он умен.
– И это еще одна причина, почему он решит пойти со мной. – Такаши протянул руку к Виктору. – Ты показал себя настоящим воином. Ты знал великие победы и великие поражения, но всегда стремился к новым высотам, через новые барьеры. И это то, что делает тебя самураем.
– Чушь, Такаши, – это делает его Дэвионом\ – Ханс тоже протянул руку к Виктору. – Идем со мной, сын. Доверься мне, я знаю, что для тебя лучше. Следуй за мной – и увидишь сам.
– Нет.
– Нет? – поразился Ханс.
– Он идет со мной! – просиял Такаши.
– Нет! – тряхнул головой Виктор. – Ни с кем из вас я не пойду.
Ханс сложил руки на груди:
– Одному тебе здесь не пройти.
Такаши согласно кивнул:
– Это не разрешено, никак не разрешено.
– Тогда я вернусь туда, где сам могу прокладывать себе путь.
Оба его собеседника рассмеялись, Ханс ласково улыбнулся.
– Сын, у тебя очень небольшой выбор путей. Ты всю жизнь шел путем Дэвиона, теперь немножко позаигрывал с путем Куриты. Другого выбора у тебя нет.
– Этого не может быть.
– Это так и есть, – улыбнулся Такаши.
Виктор, пораженный их согласием, прижал руку к горлу. Хотя он был наг, рука ощутила прохладную гладкость нефритовой подвески, которую подарил ему Кай.
Сун Ху-цзу. Кай подарил его мне как напоминание: всегда быть самим собой.
Виктор улыбнулся, увидев недовольную гримасу отца.
И я всегда должен быть самим собой.
Он откинул голову назад и засмеялся.
– Всю мою жизнь я держался установленных тобой правил, отец. Много раз говорил я людям, что превзошел бы тебя, если бы они только мне дали, но не люди держали меня. Ты меня держал, отец.
Глаза Ханса сверкнули гневом.
– Я никогда не держал тебя!
– Не ты, но твой образ. – Виктор молящим жестом вытянул руки к отцу. – Ты был мне хорошим отцом, лучше я и желать не мог, но ты страшил меня и подавлял, сильно подавлял. Я в сравнении с тобой – ничто, но лишь потому, что время мое другое, и задачи у меня другие. И каждый раз, когда я собирался сделать что-нибудь, что превзойдет твои деяния, затмит их, я колебался, потому что превзойти тебя – значит принизить твой образ. Когда я вырастал, когда отодвигался от тебя все дальше по времени, по опыту пережитого, все меньше и меньше становилось тебя в моей жизни, а я никогда не хотел тебя терять.
Виктор повернулся к Такаши Курите;
– И то же было с тобой. Ты был неумолимым, неодолимым врагом. Ты был проклятием моего отца, но я не успел испытать себя в борьбе с тобой, потому что ты умер! Твоя смерть ограбила меня, лишила возможности доказать, что я равен тебе и даже превосхожу тебя. Теперь, узнав твоего сына и внука, узнав твою внучку, я стал сильнее и лучше, но ты остался присутствовать, твой призрак выступает из всех стен. Всегда остается вопрос, одобрил бы ты или нет то, что я сделал, что сделал твой сын и твои внуки, и ответа на этот вопрос не будет никогда.
Такаши презрительно отмахнулся от этих слов.
– Твой страх потери, твое желание знать, что мы могли бы подумать, – вот что держит тебя. Трудность не в нас, она в тебе.
– О, с этим я соглашусь, ибо я знаю, почему вижу вас такими, как сейчас. – Виктор показал на отца. – Ты – Ханс Дэвион из легенд, человек, который отхватил половину Конфедерации Капеллы как свадебный подарок для своей невесты. А ты, Такаши Курита, ты – образ на своем надгробье. Ты в том возрасте, когда наследовал своему убитому отцу и начал реформы, чтобы облегчить бремя страданий своего народа. Вы оба здесь в виде тех легенд, которыми вы стали. И я тоже на этом пути. Да, теперь я понял, дело не во мне и не в том, кто я есть. Я – это я, и так оно останется до моей смерти. Через пять, десять, пятнадцать или пятьдесят лет никто не будет знать истинного меня, или тебя, или тебя. Забудется, какие мы были, и будут помнить и судить лишь то, что мы сделали. Оттого, что я жил, – лучше или хуже стала Внутренняя Сфера? Мне хочется думать, что она станет лучше, но для этого я еще многое должен сделать. – Виктор сжал кулаки: – Вот почему я не пойду ни с кем из вас. Я возвращаюсь. Я не стану умирать.
Ханс коротко рассмеялся:
– Это ты хорошо сказал, но ты не знаешь пути обратно.
Виктор снова коснулся нефритового божка.
– Я – нет, но он знает.
Тут рассмеялся Такаши:
– Эта штука тебе не поможет.
– Еще как поможет. – Виктор потер божка и ощутил, что от камня исходит тепло. Обезьянка выросла, отпустила кожаный ремешок, на котором висела у Виктора на шее. – Понимаешь, раз все это – в моем воображении, я могу вообразить, что Сун Ху-цзу меня отсюда выведет. А если я действительно в царстве сверхъестественного и стою у врат смерти – что ж, он обманул Йен-ло-ванга и освободил его народ от власти Царя Мертвых. Так что я и здесь не прогадываю.
Такаши угрюмо кивнул Хансу:
– А он и в самом деле умен.
– Ему это пригодится.
Виктор улыбнулся и взял нефритовую обезьянку за руку.
– Я не могу и не буду беспокоиться о том, что вы подумаете или что скажут другие о моих делах. Я должен остаться верен себе и верен тому, что считаю правильным. Поступить иначе – значит отступиться от самого себя, а это я решительно отказываюсь делать.
Кай Аллард-Ляо поднял глаза на Виктора. Шея затекла от спанья в кресле, но от более удобного ложа он отказался. Он не хотел покидать Виктора.
Сидевшая по другую сторону кровати Оми поглядела на него и улыбнулась:
– Ты слышал?
Кай кивнул и встал. У Виктора задрожали веки, потом открылись глаза.
– Спокойней, Виктор, времени у тебя много.
Оми взяла Виктора за руки и крепко сжала. У нее по лицу текли слезы, а у Кая у самого застрял ком в горле.
Виктор кашлянул и вздрогнул от боли, потом заставил себя улыбнуться. Грудь его несколько раз поднялась и опустилась, кожа натянулась под бинтами, и принц попытался что-то сказать, но мешала кислородная маска.
– Что? – Кай наклонился поближе.
– Любовь. Платишь. Болью.
Кай стал смеяться.
– Виктор, не надо. Ты был у порога смерти.
– За. – Виктор медленно облизнул потрескавшиеся губы. – Вернулся.
– Да уж. – Кай поглядел на Оми. – Он поправится.
– Хай, – тихо шепнула она. Наклонившись, Оми погладила Виктора по щеке. – Доктора говорят, что скоро ты уже встанешь.
– Отлично. – Голос Виктора стал чуть громче. – Смерть победили. – Взгляд стал острее. – На очереди… Ягуары.
XXIX
Дворец Святилища Безмятежности
Имперская столица
Люсьен
Военный округ Пешт
Синдикат Дракона
7 января 3059 года
Господи Боже, дай мне силы это вынести.
Виктор Дэвион закрыл глаза, открыл снова и заставил свое тело не так качаться. Прошло двое суток после боя, и он снова оказался в саду, одетый в ту же одежду, опоясанный тем же мечом. Это не было дежа-вю, в основном потому, что растворы и обезболивающие, которыми его накачали, вызывали какое-то чувство отстраненности, зато он почему-то чувствовал себя преступником, вернувшимся на место преступления.