— Убейте… убейте его, — повторяла она нараспев с легкой хрипотцой.
— Вы уверены, что это тот самый мальчик? — спросил Барлоу.
— Да.
— Вне всяких сомнений?
— Абсолютно.
— Как нам его убить?
Лицо у Грейс обмякло. На ее по-детски гладкой коже проступили морщины. Бледная плоть обвисла, будто сморщенная, безжизненная ткань.
— Как нам уничтожить его? — настаивал Барлоу.
Она открыла рот, но оттуда донеслось лишь невнятное хрипение.
— Мать Грейс?
— Любым… любым способом, — еле слышно отозвалась она.
— С помощью ножа, пистолета? Или нужен огонь?
— Любым способом… подойдет… но только если… действовать быстро.
— Быстро?
— Время на исходе… с каждым днем… он становится сильнее… неуязвимей.
— Важно ли соблюдать какой-нибудь ритуал? — спросил Барлоу.
— Когда убьете… сердце…
— Что насчет сердца?
— Надо… вырезать. — Голос у нее окреп, зазвучал громче.
— И что потом?
— Будет черным.
— Его сердце будет черным?
— Как уголь. И гнилым. Вы увидите…
Она выпрямилась на стуле. Пот капельками стекал у нее по лицу. Белые руки, будто полуживые моли, подергивались на коленях. Лицо уже не было таким бледным, хотя глаза оставались закрытыми.
— Что мы увидим, когда вырежем у него сердце? — спросил Барлоу.
— Червей, — сказала она с отвращением.
— В сердце мальчика?
— Да. Копошащихся червей.
Ученики о чем-то зашептались, но это уже не имело значения.
Мать Грейс до того глубоко погрузилась в транс, что ничто не могло прервать поток ее видений.
Упершись руками в мощные бедра, Барлоу наклонился вперед:
— Что нужно сделать с его сердцем, после того как оно окажется у нас в руках?
Ее руки снова забегали по воздуху, будто она пыталась извлечь оттуда ответ.
И вот:
— Бросьте сердце…
— Куда? — спросил Барлоу.
— В чашу со святой водой.
— С водой из церкви?
— Да. Вода останется холодной… а сердце… оно вскипит, обратится в черный дым… и испарится.
— Так мы поймем, что мальчик мертв?
— Да. Вовеки мертв. Без шанса на перерождение.
— Стало быть, есть надежда? — Барлоу весь обратился в слух.
— Да, — прозвучал уверенный ответ. — Надежда.
— Слава Богу, — сказал Барлоу.
— Слава Богу, — эхом откликнулись ученики.
Мать Грейс открыла глаза. Зевнула, моргнула, огляделась в полном замешательстве:
— Где мы? Что-то случилось? Я вся взмокла. Неужели я пропустила шестичасовые новости? Это плохо, очень плохо. Мне надо знать, что еще затевают приспешники Люцифера.
— Сейчас только полдень, — ответил Барлоу. — До новостей еще несколько часов.
Она уставилась на него тем бессмысленным, затуманенным взглядом, которым был отмечен каждый ее выход из транса.
— Кто ты такой? Что-то я тебя не припомню.
— Я Кайл, Мать Грейс.
— Кайл? — сказала она так, будто впервые услышала это имя.
Теперь уже она смотрела на него с подозрением.
— Постарайтесь расслабиться, — сказал он. — У вас было видение. Через минуту-другую вы все вспомните. Все встанет на свои места.
Он протянул ей свои широченные шероховатые ладони. Порой сразу после транса Мать Грейс ощущала себя до того потерянной и напуганной, что ей необходимо было дружеское прикосновение. Ухватившись за руки Кайла, она подпитывалась, будто от батареи, наполняясь мало-помалу физической силой.
Но не сегодня. Сегодня она отстранилась. Нахмурилась. В недоумении взглянула на свечи, на сидящих у ее ног учеников.
— Боже, до чего хочется пить! — пожаловалась она.
Один из учеников поспешил принести ей воды.
— Что вам от меня нужно? — спросила она Кайла. — Зачем вы привели меня сюда?
— Скоро вы все вспомните, — ободряюще улыбнулся он.
— Не нравится мне это место, — сказала она дрожащим голосом.
— Это ваша церковь.
— Церковь?
— Подвал вашей церкви.
— Здесь темно, — пожаловалась она.
— Здесь вы в безопасности.
Она надулась, будто трехлетний ребенок. На лице ее проступила гримаса недовольства.
— Я боюсь темноты. — Она обхватила себя за плечи. — Зачем вы привели меня в этот темный подвал?
Один из учеников встал и включил свет.
Остальные задули свечи.
— Церковь? — повторила Мать Грейс, разглядывая обитые деревом стены, массивные потолочные балки. Было видно, что она изо всех сил пытается справиться с ситуацией, но пока без особого успеха.