Вскоре около кучи замелькала защитного цвета униформа. Из передатчика Линдли послышался голос:
— Никого, миста.
— А внутри?
— Да хлам какой-то. Пара шкур, кости. Гнилье.
— Ладно, — равнодушно проронил Линдли. — Сфотографируйте, поставьте капкан и давайте назад.
Через несколько минут Дик с изумлением рассматривал доставленные сержантом снимки. Вот бесформенная куча высотой в человеческий рост. Ветки вперемешку с сухими листьями и еще каким-то дерьмом. Внутри дочиста обглоданные кости похоже, кролика и оленя — и груда ссохшихся шкур. Среди всего этого мусора — глиняный черепок.
— Видел когда-нибудь такую берлогу? — спросил Линдли, забирая у Дика фотографии.
— Нет, никогда. Интересно, что за зверь в ней обитает.
— Зверь по имени человек, — отозвался Линдли, выводя на обороте карточек какие-то каракули. — Худший в мире падальщик. Самый злобный. И самый ядовитый. Ну, ничего. Мы ему приготовили гостинец. Только вряд ли он сюда вернется.
— Вы хотите сказать, в этой куче веток кто-то живет?
— Почему «в куче веток»? Это в своем роде дом, — повернув к Дику пучеглазую физиономию, иронически заметил Линдли. — А у тебя на родине таких не попадается?
— Нет. У нас только на болотах несколько рыбацких поселков. Но их дома хоть похожи на дома. Там даже дымовые трубы есть.
— Это, наверное, потому, что вы всех индейцев отшили, — заключил Линдли. — И зря, кстати. По мне, куда лучше чистый команч, чем всякие навозники.
Дик не сводил взгляда со склона холма.
— А как же они зимой?
— Ну, голодают. Мерзнут. Они даже забыли, как развести костер. Кто-то выживает, кто-то нет. Дичи тут навалом, но им, понятное дело, никого, кроме больных и подранков, не поймать. Без конца страдают от рахита и цинги. А еще — от блох, вшей, клещей и клопов. — Тут Линдли взглянул на часы. — Ладно. Пора двигаться. Эй, сержант! Валяй навьючивай наших братьев меньших.
Несколько часов спустя по овеянному ароматом люпинов склону холма они спустились к пенному потоку, что искрился под тополями. Дик увидел, как из речушки выпрыгнула рыба — изогнутая спина ее блеснула на солнце. В воздухе стоял грохот воды, брызги летели во все стороны. Дик невольно сглотнул слюну. Страшно хотелось сбросить поклажу и пробраться по камням к прозрачной воде.
К его несказанному удивлению, Линдли отдал приказ о привале. В считанные мгновения лошади были привязаны под деревьями, двое солдат отправились собирать хворост, а сам Линдли присел на корточки и стал рыться в своем заплечном мешке.
— А теперь что? — поинтересовался Дик, подходя к командиру.
— А теперь, — ответил Линдли, одновременно собирая из секций складную удочку, — будем ждать. Мы сейчас в условленное время в условленном месте. Может, нужный нам человек объявится сегодня. Может, завтра. А мы пока что, — тут он вручил Дику удочку и принялся собирать другую, — просто половим рыбку.
Дик выбрал из набора Линдли яркую мушку и осторожно закинул удочку в середину потока. Особого искусства здесь, впрочем, не требовалось — речушка буквально кишела рыбой. Меньше чем за полчаса они на пару с Линдли наловили десятка полтора отличных форелин незнакомого Дику подвида. Крепких, крапчатых, с желтыми спинными плавниками.
После обеда они с комфортом улеглись на свои спальные мешки, наблюдая, как темнеет небо и появляются первые звезды. Вверху на полях стрекотали сверчки, а от невидной за деревьями речушки веяло свежей прохладой. Тускло посвечивал затухающий костер. Вдруг один из привязанных неподалеку коней затопал копытами и заржал. Линдли тут же приподнялся на локте. Сквозь сумерки Дик заметил блеск его глаз.
Со склона послышался оклик:
— Стой! Кто идет?
Потом низкий гортанный голос:
— Свои.
— Свои, говоришь? Подойди ближе — разберемся.
Линдли уже одной рукой держал револьвер, а другой торопливо тушил сигарету. Дик сел. Сначала ничего не смог разобрать, но потом заметил, что по склону спускаются две темные фигуры. По команде Линдли один из солдат подбросил в костер охапку хворосту. Сухие ветки вспыхнули как порох — и в свете колеблющегося огня Дик разглядел лицо приближающегося к ним человека: смуглое и плоское, с широким носом. Из-под грязной войлочной шляпы торчат жесткие черные волосы, а в ушах поблескивают золотые серьги. На плечи наброшена кожаная куртка, а кривые ноги туго обтянуты вытертыми джинсами «левис».
— Привет, Джонни, — вставая, поздоровался Линдли. — Все в порядке, Пирс. Возвращайся на пост. А ты, Джонни, садись. Кофе хочешь?