Мелос отдал приказ взять их под стражу - всех тридцать человек.
В Милете, как и в других ионийских и эллинских городах, тюрьмы были малы и ненадежны, поскольку немногих преступников карали заключением - тем более длительным. Пришлось отвести арестованных в дворцовую тюрьму и там запереть, приставив к ним их же товарищей: лучники сразу же начали громко жаловаться, колотя в дверь, и взывать к правосудию царицы…
Мелос знал, что, возвратившись во дворец, Поликсена заперлась в своих покоях, никого не желая видеть. Это было вполне понятно - однако могло плохо кончиться.
Вскоре после ареста царских лучников Фрина послала за ним рабыню - и, когда Мелос пришел к ней, потребовала рассказать, что происходит. Мелос ничего не утаил от жены… хотя признаться, что он убил любовника ее матери ударом в спину, было совсем не так легко. От подобного деяния нельзя очиститься вполне, будь оно сколь угодно справедливым.
К его удивлению, жена выслушала все спокойно - и даже улыбнулась.
- Знаешь, я рада, что ты избавил мою мать от этого человека. Когда у нее был в любовниках перс, я не так стыдилась - он был ей ровня… А Делий ее позорил. Все это видели!
Мелос слегка кивнул в знак согласия. Однако мрачно заметил:
- Она любила его, Фрина. Похоронив его, царица простится со своей молодостью, - ведь это последняя ее любовь.
Фрина вдруг встала, сверкая глазами. Она в этот миг удивительно походила на царицу, что случалось с нею редко.
- У моей матери есть муж в Египте, - заявила белокурая царевна. - Она о нем уже который год и не вспоминает!
- Тихо!..
Мелос чуть не закрыл жене рот рукой; но Фрина сама опомнилась и, замолчав, села.
- Надеюсь, ты никому здесь этого не говорила? - с тревогой спросил иониец.
Фрина мотнула головой.
- Что ты!
- Ну вот и хорошо.
Мелос поцеловал жену; потом Фрина повела его к детям, и оба немного повозились с дочкой и сыном. Золотоволосая, как мать, Хризаора стала уже большой, миловидной и умненькой девочкой, у которой рот всегда был полон неуместных вопросов. Двухлетний Главк бегал за сестрой хвостиком и бойко лепетал; но был такой еще малыш! Как же медленно - и как быстро растут дети!
Потом царевич извинился перед женой и покинул ее. Он отправился проведать Поликсену, не слишком надеясь, что его впустят. И страшась новой встречи, по правде сказать…
Когда он постучался в дверь ее опочивальни, ему никто не открыл. Мелос некоторое время стоял, прислушиваясь к молчанию внутри и все больше тревожась. А что, если?..
“Из-за него, из-за смазливого раба и изменника, - не может быть”, - смятенно подумал иониец. Он постучал еще раз, сильнее; и тогда дверь приоткрылась. Рабыня Ианта сердито смотрела на него; а в спальне, насколько Мелос мог видеть, царила полная темнота - Поликсена, похоже, приказала закрыть ставни и занавесить окно.
- Что тебе нужно? - шепотом спросила Ианта без всякой почтительности, как будто не видела, кто перед нею.
- Поговорить с госпожой, - ответил Мелос, тоже невольно понизив голос. - Она здорова? Могу я войти?
Ианта помотала головой: было неясно, что девушка подразумевает.
- Сейчас нельзя!
И двери опять захлопнулись.
Мелос ушел, пытаясь унять свое беспокойство; но получалось плохо. Он направился в зал приемов, и на полдороге встретил Никострата, которому довольно поздно стало все известно. Спартанец тоже порывался повидать мать, но Мелос увлек его прочь, запретив к ней идти.
Вдвоем они довольно долго обсуждали, что делать, если во дворце поднимется мятеж. О состоянии Поликсены ни один из мужчин не решался заговаривать…
Поликсена несколько часов неподвижно пролежала в постели, ни на что не откликаясь, словно утратив со смертью возлюбленного все жизненные силы; две ее рабыни ходили по комнате на цыпочках и говорили шепотом, ужасно боясь за свою повелительницу и за себя самих. Однако ближе к вечеру царица встала и приказала подать темное платье с серебряными накладками, похожими на пластины панциря, - то самое, которое было на ней в день казни Клео. Она умылась, ей накрасили лицо, волосы оставив распущенными; потом Поликсена выпила воды и, посмотрев на себя в зеркало долгим взглядом, покинула свое убежище.
Первым делом наместница направилась в комнату Делия. Тело его все еще лежало там: оно уже успело окоченеть. Ему закрыли глаза, но о погребении никто не помышлял - боялись гнева государыни…