А хозяин стоял и не мог опустить меча. В ноги ему кинулась маленькая лань – неумело, по-женски, глупо! – и сама же не устояла, упала перед ним на колени, а за ее спиной из пущи выходил яростно сопящий вепрь, уже набравший разгон и не способный остановиться…
«Назови мне свое имя, Серый Убийца, Бич Судьбы!… Я хочу знать его, прежде чем забыть все…»
– Яр-роу!…
С глухим ревом Сигурд выхватил Оркнейскую лань из-под копыт налетевшего вепря и, уже смятый чудовищной тяжестью, успел вслепую полоснуть мечом – наугад, как мог, и еще раз…
Сумерки кончились. Настала ночь.
…Человек, похожий на вепря, стоял и смотрел на полураздавленное тело салара. Зу обвился вокруг хозяина и угрожающе шипел. Но человек-вепрь и не думал подходить. Рука его была полуотрублена, и по предплечью текла кровь, быстро густея и сворачиваясь.
Пумы-Перевертыши лежали поодаль. На них смотреть было уже незачем.
Девушка сидела на земле. Губы ее тряслись.
– Завтра утром он встанет, – с трудом проговорила она. – У него есть еще две жизни. Отбери у него оружие, Лидон, и через два дня…
Человек-вепрь баюкал раненную руку.
– Я не должен был вмешиваться, Оркнейя. – Голос его оказался низким и глубоким. – Тварьцы послали на охоту вас – молодых, – а вы загнали его в запретный район, и если бы не я…
– Ты боишься змеи! – Девушка обидно рассмеялась и захлопала в ладоши. – Скажи честно, Лидон, боишься?!
Лидон повернулся и скрылся в зарослях. Зу тут же стал сворачиваться в кольца, но силуэт девушки заколебался, поплыл…
И только копытца простучали в темноте.
Зу снова обвился вокруг Сигурда и стал ждать.
У Сигурда Ярроу оставалось еще две жизни.
Много?… Мало?…
Зу не задумывался над этим. Он просто ждал.
Сигурду – двадцать четыре. У него мягкая вьющаяся бородка и прямые волосы цвета палого листа. Жесткие и длинные. Волосы у него в маму… Зачем ты ушла в последний раз, мама?! Ты же знаешь, отец так и не привык жить без тебя, не смог привыкнуть, – зато он привык к горечи настойки Красного корня, и тебе, мама, не пришлось долго ждать его там…
Сигурд хорошо знает, что означает это слово «там». Но он никому не расскажет об этом. Когда обрываются в бездну сумерки салара – приходит ночь, ночь без сновидений, и спустя вечность… А потом ты встаешь, щурясь навстречу восходящему солнцу, и новый браслет, выжженный на твоей руке новой жизнью, зудит и чешется, как новая кожа. Пять таких браслетов успел одеть лес Сигурду Ярроу, от запястья до локтя, и когда на руке Девятикратного не останется больше места…
Рассвет не придет за ним. Он пройдет мимо.
Мать и отец тоже были Девятикратными, они исчерпали до дна запас своих жизней, но они не были саларами. Сигурд давно уже понял, что все салары – потомки богов, но не все потомки богов – салары.
О Вечные Отцы, ушедшие по неизвестной дороге, что это – награда или насмешка?! – тот обрывок вечности, который оставили вы в наследство детям своим?…
– Ярроу!…
Это кричит за забором нетерпеливый Брайан Ойгла, и вся Вайнганга прислушивается к его пронзительному голосу.
Здесь, в Вайнганге, поселке на северо-востоке Калорры, вообще всего четверо саларов. Он, Сигурд Ярроу, потом низкорослый молчун Исхий Гоур, его брат-близнец Линкей и Брайан Ойгла. Брайан с лета отпустил рыжие усы щеточкой и очень обижается, когда Сигурд сравнивает его с травяным жуком-долбунцом. Правда, все они успели выйти на четвертый уровень, а местность вокруг Вайнганги издавна считалась более-менее сносной. Такие поселения кольцом окружают Калорру – город людей, боящихся носа высунуть за крепостные стены, – и из них течет в город пересыхающая река продовольствия, сырца для тканей…
Девятикратные держат лес, и в каждом поселке живет необходимое число Скользящих в сумерках. Так что работы хватает, тем более что жители Вайнганги в основном земледельцы, а не охотники. Многие даже скотину имеют, хотя Перевертышам забор – не преграда, а засов – не помеха. В общем, свое молоко с просяной лепешкой молодые салары отрабатывают честно, и уже три новых семьи сами напросились на переезд в Вайнгангу. Пусть едут – лес выжгут, земля будет, на всех хватит…
Нет. На всех не хватит. Слишком много добычи уходит в город, а Калорре все мало. Вот странно – ведь знающие люди говорят, что населения в Калорре все меньше и меньше, бабы рожать не хотят, а кто помоложе да поприглядней – к Девятикратным бегут, чтоб хоть у сына шанс был пожить подольше…