ЛУБАНГ,
ПРИТОК ВАКАЯМА
21 февраля 1974 года
Крыша джунглей покрывает узкое русло реки. Чистая вода бежит по гладким камням. Слева, у отвесных, поросших деревьями холмов, бьет ручей. Ниже по течению становится просторнее. Бамбук, пальмы, высокий тростник. Там, где сливаются оба потока, тянется плоский песчаный берег. Онода идет по песку спиной вперед, чтобы следы увели возможного преследователя в ложном направлении. Сквозь медленно колышущийся тростник он замечает маленький японский флаг. Онода осторожно поднимает видавший виды бинокль, хранящий отпечаток многих лет в джунглях. Но остались ли в нем линзы? Не должны ли были стекла давным-давно пасть жертвой грибка? Или Онода не будет Онодой, если вообразить его без бинокля? Флаг трепещет и развевается на послеполуденном ветру. Ткань флага настолько свежая, что можно различить линии, по которым она была сложена.
У флага стоит палатка, совсем новая, из тех, что используют для выездов за город на выходные. Онода осторожно выпрямляется. Он видит молодого человека, который, отвернувшись, жует, сидя на земле, и пытается разжечь огонь в походной плите. Больше никого не видно. Непромокаемый рюкзак у входа в палатку. Когда молодой человек тянется к нему, чтобы поставить рядом с плитой ветрозащитный экран, мы видим его лицо: это Норио Сузуки.
Внезапно Онода выпрыгивает из своего укрытия. Сузуки в шоке вскакивает на ноги и видит короткую винтовку, направленную прямо на него. Ему требуется мгновение, чтобы обрести голос.
— Я японец... японец.
— На колени, — приказывает Онода. Сузуки медленно становится на колени.
— Снимите обувь. Отбросьте подальше.
Дрожа, Сузуки выполняет приказ. Ему с трудом удается развязать шнурки.
— Я безоружен. Это всего лишь кухонный нож.
Онода едва обращает внимание на лежащий на земле нож, который Сузуки осторожно отталкивает от себя.
— Вы Онода? Хироо Онода?
— Да. Лейтенант Онода. Это я.
Онода направляет ствол винтовки прямо в грудь Сузуки, жесты мужественны, лицо непроницаемо.
Лицо Сузуки оживает.
— Это сон? Вижу ли я то, что вижу?
Дневной свет уступил место вечернему. Онода и Сузуки сидят у костра неподалеку от палатки. Начинают стрекотать ночные цикады. Онода занял позицию, с которой может наблюдать за окрестностями. Его взгляд непрестанно сканирует местность. Он подозрителен и неусыпен, его винтовка по-прежнему направлена прямо на Сузуки. После паузы Сузуки возвращается к разговору.
— Как я могу быть американским агентом? Мне только двадцать два.
Онода не впечатлен.
— Когда я прибыл на эту войну, я был всего годом старше. Любые попытки помешать мне исполнить миссию — военные хитрости вражеских агентов.
— Я не враг. Я здесь, чтобы встретиться с вами.
— На остров приезжали люди в гражданской одежде. Как только не маскировались. Но у всех была одна цель: устранить меня, заставить сдаться. Я пережил сто одиннадцать засад. На меня нападали снова и снова. Я не могу сосчитать, сколько раз в меня стреляли. Каждый на этом острове — мой враг.
Сузуки молчит. Онода смотрит на еще светлую часть неба.
— Знаете, как выглядит выпущенная в вас пуля при таком свете, как сейчас?
— Нет.
— Она светится голубым. Почти как трассирующая.
— Правда?
— Можно увидеть, как она летит прямо на вас, если ее выпустили с далекого расстояния, с достаточно далекого.
— И в вас не попали? — удивляется Сузуки.
— Они бы попали. Но я увернулся, и пуля прошла мимо.
— А пули свистят?
— Нет, это скорее напоминает вибрацию. Низкий жужжащий звук.
Сузуки впечатлен.
Слышится еще один голос. Вдали мерцает ночное небо. Голос поет песню.
— Кто это? — спрашивает Сузуки.
— Это Симада, рядовой Симада. Здесь он пал.
— В начале пятидесятых? Я знаю. Все в Японии знают.
— Он погиб девятнадцать лет девять месяцев и четырнадцать дней назад. Здесь, на притоке Вакаяма, он попал в засаду.
— Вакаяма? — спрашивает Сузуки. — Японское название.
— Когда начались бои за Лубанг, я дал этой реке имя моей родной префектуры — Вакаяма.
Цикады стрекочут все громче. Теперь беседуют они. Сузуки долго размышляет. Наконец голоса цикад сливаются в общем пронзительном крике, напоминающем крик негодования.