— Не очень-то она и прекрасная, — возразила я, — если так трагически и рано оборвалась. А кстати, как ты считаешь, неужели, где-то в глубине твоего характера может дремать такая жестокость, или, уничтожая эту семью, ты преследовал какие-то высшие цели?
— Мне кажется, что теперь уже неважно, чем были обоснованны мои поступки, поскольку, что бы там на самом деле ни произошло, эта женщина с детьми явно была невиновата.
— А если с твоей стороны это была только месть?
— А ты что же, считаешь месть благим делом? — удивился он.
— Конечно! А как же иначе?
— Тогда я думаю, что тебе на досуге надо будет попытаться вспомнить себя в какой-нибудь языческой стране, в те времена, когда еще приносили человеческие жертвы и молились суровым богам. Вот там-то с твоими представлениями о добре и зле ты бы все поняла и не задавала лишних вопросов.
— Слушай, я никак не могу до конца понять, какую религию ты исповедуешь, — раздосадовано сказала я. — Ты мне постоянно пытаешься проповедовать какие-то непонятные истины, которые, если их собрать в одном месте, будут противоречить всем ортодоксальным религиозным направлениям. Так какой концепции ты все-таки придерживаешься?
— Той единственной, которая существует, — коротко отрезал он.
— Ну и что же в ней говорится по поводу благородной вендетты?
— Что это самое низкое дело — проклинать и ненавидеть своих врагов.
Я ядовито усмехнулась:
— Ну все ясно. Классический подход! Всем негодяям воздастся за грехи их. А если приплюсовать сюда теорию реинкарнации, то воздаваться будет уже в следующих жизнях. Я права?
— Сколько бы ты не хорохорилась, мировые законы все равно не изменишь, даже, если тебя они не устраивают. Утешить же я могу тебя только тем, что, на самом деле, механизм вселенского возмездия устроен немного не так, как ты пытаешься себе представить.
— А как?
Он повернулся и посмотрел на меня:
— Я ничего тебе пока не скажу. Я просто дождусь, когда ты увидишь это сама, а потом уже помогу тебе во всем разобраться. Договорились?
Ладно, — вздохнула я, — делай как знаешь. Но расскажи мне, по крайней мере, что ты все-таки думаешь об этом ее проклятье. Могло ли оно преследовать нас из жизни в жизнь, или растаяло в ту же ночь над разбойничьим лесом?
— Мне думается, что оно преследовало нас ровно столько, столько мы продолжали совершать одну и туже ошибку, — сказал он, поправляя воротник моей куртки.
— Интересно какую?
— Задай мне этот вопрос через несколько дней, и я обещаю, что дам на него исчерпывающий ответ.
— Я так понимаю, — сказала я, уже почти смирившись со своей участью, — что ты предлагаешь мне все эти дни вплотную заниматься воспоминаниями?
— Видишь ли, — усмехнулся он, — тебе уже не остается ничего другого, как только пройти этот путь до конца.
— Почему? — удивилась я.
— Потому что ты задала слишком много вопросов. И теперь тебя не отпустят до тех пор, пока не заставят не только выслушать все ответы, но и все их осознать, пропустить сквозь себя, и применить полученные знания в жизни. Таков закон.
— А если я уже не хочу ничего знать? Что тогда? — обеспокоено спросила я.
— Не хочешь знать, или боишься узнать? Вот о чем, на самом деле, стоит задуматься. Ну а если ты действительно всерьез считаешь, что решила вернуться назад, то должен тебя разочаровать — такие люди, как ты никогда не перестают искать ответы. Они могут прерываться — десятилетиями, а то и столетиями не вспоминать о том, что их так волновало, но потом снова и снова они будут зажигать свой древний фонарь, проливающий слабый свет на тропы мирозданья, и идти вперед, чтобы шаг за шагом открывать для себя вечные законы вселенной.
— А как такие люди называются, и что отличает их от остальных?
Он обнял меня и продолжил объяснения:
— Никак они не называются. Они изменяют свои имена и лица, как деревья листву, но от этого никогда не становится другой их сущность — как они были, так и остаются бессрочными «искателями истины». Их трудно, а может быть и почти невозможно узнать в толпе, но пообщавшись с таким человеком, легко заметить, что в его душе постоянно, то вспыхивая, а то немного стихая, тлеет огонь, который не дает ему покоя и заставляет двигаться вперед.
— Но, скорее всего, это несчастные люди, потому что, сколько бы они ни искали, всех ответов им все равно не дано будет постичь. Да?
— Конечно, именно так.