— Вот, кажется и все, о чем я хотела тебе рассказать, — сказала я.
— Но эта история еще не закончена, не так ли? — спросил он, вставая из-за стола. — Почему же ты не поинтересовалась, как мы жили дальше, как рос наш ребенок?
— Наверное, потому, что я побоялась увидеть, что он опять умер, — задумчиво сказала я, спускаясь с веранды. — А ты считаешь, что все эти жизни мне стоит вспоминать от начала до конца?
Мы сели в машину и поехали по покрытой узором асфальтовых трещин узкой дороге, которая минут через десять привела нас к окраине леса. Мы вышли и осмотрелись. Кроме пьяно пахнущих луговых трав и как будто наклонившейся над нами громады леса, я не заметила ничего особенного. Но он, внимательно приглядевшись к каким-то разбросанным в траве камням, протянул мне руку и сказал:
— Пойдем, я покажу тебе кое-что интересное, а заодно отвечу на твой вопрос.
Взявшись за руки, мы пролезли сквозь колючие заросли невысокого кустарника и оказались на каких-то развалинах. На небольшом возвышении, представлявшем собой по всей видимости фундамент этой древней постройки, высился обломок стены метра три высотой, в котором угадывался дверной проем и обсыпавшиеся очертания окон. Пока я удивленно рассматривала эти руины чужих жизней, он прислонился к единственной стене этого сооружения и сказал:
— Узнаешь? Ты сейчас стоишь на том самом месте, где мы жили с тобой после нашей свадьбы. Конечно, среди осколков этих камней вряд ли отыщется хоть один, действительно оставшийся с тех времен, ведь за сотни лет здесь был заново возведен и снова разрушен не один замок. Но все равно, пустив в ход воображение, легко можно представить, как все здесь выглядело в те дни.
Я присела на большой кусок слепленных камней, вероятно отвалившийся от верхнего края стены, и, разгребая руками вековую пыль, задумчиво произнесла:
— Вот он и финал. Мы жили там, потом умерли, затем умерли наши потомки, и уже теперь нет совсем никакой разницы, чем закончилась наша история. Ведь так?
— Отнюдь, — сказал он, выкрошив из стены небольшой кусок кварца, — то что ты видишь, происходит сейчас, а то что ты помнишь — происходит тогда…
— Но ты говоришь так, — перебила я, не дав ему договорить, — как будто все это и здесь и там происходит в одно и то же время. Это какая-то путаница или во всем этом скрыт неизвестный смысл?
— Он не скрыт, он лежит на поверхности, как эти рассыпающиеся от времени камни. Действительно, сейчас, когда мы здесь с тобой разговариваем, одновременно в тысячах мест «позади» и «впереди» нас кто-то, то есть мы сами только немного другие, одновременно умираем в лесу от рук разбойников, взбегаем по вересковому косогору навстречу друг другу, плывем на гондоле по большому каналу на бал и так далее и тому подобное… Все происходит одновременно, и все эти жизни не просто связаны между собой, а скорее представляют единое целое, подобно воде, налитой в сотни сообщающихся сосудов.
— Но я не могу всего этого постичь, понять, хотя бы как-то представить себе это, — сказала я, разводя руками. — Что все это значит, то о чем ты только что говорил?
— Это значит, что и прошлое и будущее каждую минуту оказывает на нас некое влияние, потому что оно не закончилось в тот момент, когда наши мертвые тела накрыли деревянной крышкой гроба, а стало частью нашей вечной истории, с которой всегда мы будем неразрывно связаны. А потому «старайся осторожнее ходить по этой ничего не забывающей земле», как сказал один наш знакомый монах, и если имеешь возможность «помнить», то используй ее, чтобы лучше видеть свою собственную жизнь длинною в жизнь человечества.
— А что делать, если всего что там было, мне просто не дают вспомнить? Что тогда? Да и вообще, пытаться ли мне видеть себя абсолютно во всех воплощениях?
Он подошел ко мне, хрустя каблуками по мелким камням руин нашего прошлого, и подав мне руку, сказал:
— Не обременяй себя лишними вопросами — тебе покажут ровно столько, сколько потребуется для твоего понимания. — А теперь пойдем к машине, нам уже пора возвращаться.
* 11 *
— Хочешь кофе? — спросил он, задергивая тяжелые шторы.
— Нет, спасибо, лучше я выпью тот пахучий чай, которым ты согревал меня после поездки на заброшенный шлагбаум.
Он вышел из комнаты, а я посильнее завернулась в шаль и разлеглась на диване среди восьмиугольных подушек. «Интересно было бы вообще никуда не уходить, а так и остаться здесь навсегда, — подумала я, закидывая руки за голову. — Что бы он тогда стал делать?».