— О чем ты говоришь? — спросил он, целуя мою ладонь.
— Это странные мысли. Они приходили мне в голову еще во времена моего первого замужества, а потом я увидела картину одного знаменитого художника, которая как бы проиллюстрировала мои мысли, и они стали ясными и четкими как фотографии. Ума не приложу, как их понять и отпустить. Посоветуй мне что-нибудь.
Он улыбнулся:
— Конечно я не знаю, о чем именно ты говоришь, но думаю, что кое-чем я смогу тебе помочь. Есть один способ, которым, с одной стороны, воспользоваться довольно легко, а с другой — требуется немалое терпение.
— Что ты имеешь в виду?
— Я бы рекомендовал тебе все это описать в виде небольшого рассказа. Причем лучше, если все, что в нем произойдет, будет приписано совсем незнакомым выдуманным людям, потому что в этом случае все свои переживания ты как бы перебросишь на них. А если вся эта история еще и хорошо закончится, и эти герои заживут своей собственной счастливой жизнью, то все они станут как бы «подпитывать» тебя своими положительными эмоциями, на которые ты действительно имеешь право, поскольку эти люди плод именно твоего воображения.
— Это интересно, — задумалась я. — И я очень хочу сделать все именно так, как ты мне посоветовал.
— А теперь, — сказал он, вставая с дивана, — нам к сожалению пора прощаться, потому что уже совсем глубокая ночь, а ты не можешь проводить у меня так много времени.
* 12 *
Я собиралась ложиться спать, и уже выключила настольную лампу, когда неожиданно услышала скрип паркета и обернулась.
— Ты пришел? — спросила я, радостно улыбнувшись. — Проходи, садись, а я прилягу, потому что чувствую себя какой-то разбитой. Поговорим немного, а потом мне надо будет поспать. Хорошо?
— Конечно, — сказал он и, придвинув стул, сел рядом с моей кроватью, — Я просто больше не мог не видеть тебя, и решил заглянуть хоть на несколько минут.
Я улыбнулась и посмотрела вокруг — в бледно-серебристом свете луны, пробивавшемся сквозь тонкие шторы, моя комната была похожа на средневековую библиотеку, или лабораторию придворного мага, который никак не мог найти путь к сокровенному знанию.
— Почему у нас все так странно, — спросила я, — если мы просим богатства, нам дают познание мира и отбирают деньги, если мы просим понимания законов вселенной, то нас награждают болезнями и лишают ума, если мы молим о любви, то нам являют смерть и обрекают на одиночество?
— Тебе надо хорошо выспаться, — ответил он, беря меня за руку, — а наутро ты увидишь, что так все это выглядит только на первый взгляд. Закрывай глаза, а я немного посижу рядом…
— Прочитай, пожалуйста, листы, что лежат вон в той прозрачной папке. Я написала это после нашего последнего разговора, и мне очень важно знать, что ты об этом думаешь. Кроме того, если ты начнешь читать, то я уже не буду беспокоиться, что тебе пришлось скучать здесь в одиночестве, и смогу спокойно заснуть.
— По поводу меня ты вообще не должна беспокоиться, — сказал он, взяв со стола тонкую стопку бумаги, — я буду читать, а ты спи.
Я закрыла глаза и убаюкиваемая шорохом страниц постепенно погружалась в сон, а перед моими глазами пролетали картины того мира, который я так заботливо выращивала на страницах этих белых листов в течение последних нескольких дней.
ПТИЦА ПЕЧАЛИ И РАДОСТИ
Ранним вечером какого-то обычного весеннего дня Ирина Грабова возвращалась домой. Она проделывала этот путь машинально, изо дня в день заставляя себя подчиняться силе воли и желанию своим усердием перебороть неуверенность в собственной значимости. Два мира, в которых Ирина ежедневно черпала силы души для дальнейшей жизни, пересекались на этом пути к домашнему уюту, сменяя один другого, схлестываясь громко и стремительно, подобно двум строительным тросам — мир ее семьи и мир ее работы. И тот и другой были одинаково важны для нее. Но если в первом она просто жила, постоянно заботясь о прочности и традиционности своих внутрисемейных отношений, что доставляло ей, впрочем, не мало хлопот, то второй, вопреки суждению многих, был необходим Ирине, как пропуск в некую страну самоуважения и обретения персонального «Я», чего ей явно не мог обеспечить едва ли изнуряющий труд у домашнего очага.