Он понял, что самое первое чувство из всей, атакующей его эмоциональной круговерти была, почему-то, жгучая зависть к тому, как ловко сумела Ирина обвести его вокруг пальца. Конечно, уже на следующее утро Сергей начал и переживать, и просчитывать всевозможные пути разрешения создавшейся от ее исчезновения проблемы, но в эти поздне-вечерние минуты он думал только о том, насколько сильной личностью, оказывается, была его жена, сумевшая одним взмахом крыла — это выражение подходило здесь, как в прямом, так и в переносном смысле — перерубить сети пресной инерции, в плену которой они томились уже несколько лет. Но эта Иринина сила не только не возрождала в нем былую любовь и нежность, а напротив, заставляла увидеть в их браке какую-то затянувшуюся несправедливость, которую он сам, такой умный и всезнающий, не смог вовремя прекратить. И, вероятно, эта-то зависть и заставила Сергея запереть окно, оставляя тем самым последнее слово за ним и успокаивая его, столь пострадавшее во всей этой истории, самолюбие.
После получаса, проведенного в перемалывании этих горьких мыслей, Сергей решил не страдать в одиночку, а поделиться своими новостями с Павликом, которого окончательно убедил в пагубном воздействии семейной неверности на бодрость разума супругов, начав разговор словами:
— Моя жена только что превратилась в птицу и улетела в небо!
Остаток ночи Сергей провел за холостятским чаепитием, последствием которого явилась утренняя головная боль, замыкавшая порочный круг ночного кошмара.
А в Ирининой жизни тем временем происходили головокружительные перемены. Начав свой первый полет с прыжка из окна предпоследнего этажа, она не только простилась со всей своей прежней и, как она теперь была совсем уверена, неправильно прожитой жизнью, но и открыла страницу в новой книге своего бытия, манящего неожиданно открывшейся фантастичностью и упоительной свободой.
Ирина летела над городом, плавно работая широко распахнутыми крыльями. Ветер расшвыривал ее спутавшиеся в ведьмацкие космы волосы и пронзительно свистел в ушах, постепенно привыкающих к воздушной высоте птичьего полета. Мышцы рук, ставшие теперь мышцами крыльев, приятно напрягались при каждом взмахе, и от этого в спине появлялось сладкое чувство парящего освобождения. Она все дальше и дальше улетала от своего дома, ничуть не заботясь о смятении, в которое она повергла Сергея своей неожиданной трансформацией.
На столицу постепенно оседала ночь. Зажигались огни квартир, перемигиваясь шаловливыми глазницами окон, вспыхивали задорно и весело уличные рекламы, а свет от автомобильных фар создавал на дорогах впечатление электрического потока. Город вступал в фазу ночного бдения — времени, когда принято заниматься теми делами, смелости на осуществление которых, как правило, не хватает под яркими солнечными лучами.
По Крымскому мосту, прогнувшись под гнетом неразделенной любви, шел, готовясь к совершению самоубийства, молодой человек приятной наружности. С семи часов вечера он начал свой печальный марафон, блуждая по улицам в поисках наилучшего выхода из тупика жизненного лабиринта. Суть его переживаний сводилась к тому, что его сокурсница Катя — красавица и дочка хирурга-кардиолога, была неравнодушна к некоему Васе, конкуренцию которому составить было довольно трудно, так как он подрабатывал барменом в одном элитном клубе и вообще был веселым парнем. Этот любовный треугольник, в котором в роли страдающей гипотенузы выступал идущий сейчас по мосту молодой человек с нежным именем Сева, уже три месяца служил почвой для произрастания сплетен и слухов в Катиной компании. Но сама Катя, как легко догадаться, не чувствовала себя этим обремененной, а полная до краев ощущением собственной исключительности, вкушала, отламывая большими кусками, сочные плоды бездумной юности. Сева же, решив, что его солнце закатилось навсегда, остановился на мосту и стал смотреть на грязный газетный лист, плывущий вниз по течению.
По соседству с грустным, раскисшим Севой опустилась на парапет моста успевшая устать от долгого полета и уже совсем сроднившаяся со своим птичьим образом Ирина. Устроившись поудобнее, она стала с интересом разглядывать стоящего в понурой позе молодого человека. Он показался ей милым и беззащитным, ей захотелось его утешить, развеселить, или просто как-нибудь отвлечь, рассказав смешную историю. Но, захваченная такими альтруистическими чувствами, Ирина совершенно забыла, что находится в теле мифической птицы, а потому для нее было большой неожиданностью услышать, что вместо слов из ее уст, еще два часа назад говоривших слова прощания Сергею, вырвались странные мелодичные звуки.