— Я как раз уверен в обратном, — ответил он смеясь. — Когда она писала все это, она думала лишь о Египте, но ее мысли, те которые на самом деле овладевали в этот момент ее душой, просачивались на бумагу и прятались среди строк.
— А откуда ты так хорошо ее знаешь? Ты что же, с ней знаком?
— Нет, я просто тешу себя надеждами, что хорошо понимаю все то, что она хочет сказать. А кстати, — продолжил он, переводя разговор на другую тему, — ты давно меня ждешь? Кажется, я не очень долго отсутствовал.
— Да нет, — ответила я, вставая из-за стола и ходя по комнате, — я пришла совсем недавно и все это время читала твою книгу. А что ты предполагаешь сейчас делать? Может быть съездим куда-нибудь?
— Нет, к сожалению, я должен находиться дома и ждать звонка, так что предлагаю тебе посидеть здесь и немного поговорить, тем более что на улице идет дождь, да и время уже достаточно позднее.
— Да, ты прав, — сказала я, подходя к окну и рассматривая струи дождя играющие по серым, отражающим вечернее небо, лужам.
— Ты, кажется, хотела рассказать мне о той жизни, в которой мы знали друг друга, но не остались вместе?
— Да, — засмеялась я, — это, как ты и говорил, оказалось очень увлекательно и интересно. Я даже и не предполагала увидеть себя в таком воплощении. Я рассмотрела эту жизнь достаточно подробно, так что приготовься к длинному и обстоятельному рассказу.
— Может быть выпьем кофе? — спросил он вставая.
— Да пожалуй, — сказала я, и пока он ходил за чашками, перечитала еще раз отрывок в синей книге. «Странно, — подумалось мне, — как он расшифровывает все эти тексты. Все в его интерпретации получается не так, как видится сначала».
— «Ну что ж, готова ли ты мне поведать о славных старых временах»? — спросил он чьими-то стихами.
— Да, — сказала я смеясь, и начала рассказывать.
Представь себе пыльную площадь какого-то европейского города неизвестно в каком году, однако чтобы ты мог примерно представлять себе людские одежды, будем думать, что события датируются серединой ХVI века. Хотелось бы мне сказать, что это Испания, но никаких особых доказательств этого у меня нет, а потому я только условно так назову эту страну, и чтобы хоть как-то передать тебе весь незабываемый колорит увиденных мной картин, я буду и впредь придерживаться договоренности, что дело происходило именно там.
Я вижу себя. К моему несказанному удивлению — я цыганка. Я танцую на площади, стуча кастаньетами, размахивая пышными яркими юбками и звеня монистами. Пока я танцую, по кругу обступивших меня зевак ходит молодой цыган и собирает деньги, которые ему изредка бросают, а в то же самое время другой более опытный его напарник ходит по внешнему кругу тех же зевак и собирает кошельки, которые плохо привязаны к поясам хозяев. В толпе народа я вижу тебя. Ты молодой, ненамного старше меня, но не цыган, а благородный местный житель. Выражаясь принятым мной условным языком — ты этакий молодой идальго, скучающий от безделья в большом городе и залюбовавшийся на танцующую цыганку. Я пока с тобой не знакома, но ты уже не в первый раз меня видишь, и тебе я чем-то интересна.
Через некоторое время становится понятно, какие же именно интересы ты преследуешь. У одного из твоих богатых родственников во дворце большой прием и тебя посещает фантазия развлечь присутствующих цыганскими песнями и танцами.
Следующая картина застает меня уже в этом дворце. Мы с моими собратьями уходим, заработав хорошие деньги, но по пути к выходу я успеваю стянуть какую-то плохо спрятанную дорогую вещь. Ты в этот момент наблюдаешь за мной из-за угла, но ничего не говоришь, а только смотришь мне вслед.
Вообще надо сказать, что мое воровство в этом цыганском обличии не воспринималось мной как нечто противозаконное. Напротив, я делала это как бы мимоходом, не только не испытывая при этом никаких угрызений совести, но как будто даже наоборот внутренне хваля себя за расторопность и смекалистость. Это воровство было как бы данью моему менталитету и являлось неотъемлемой частью моего характера.
Следующий момент это уже раннее утро. То ли еще не все легли спать, то ли уже наоборот кто-то уже успел встать. Не знаю, вижу только, что место действия этих событий — так называемая территория моего табора. Сквозь туманное утро между повозок пробираешься ты и, спрашивая у то и дело интересующихся твоей персоной цыган, как тебе найти ту цыганку, что танцует на площади, медленно приближаешься к моей кибитке.
Придя к нашему жилищу ты начинаешь стучать по ободу колеса, на что из-за занавески незамедлительно выглядывает моя бабка, и зло спрашивает, кого принесло. Однако узнав, что ты хочешь позвать меня погадать, она улыбается и, тряся головой, снова скрывается за занавеской.