Мы обнимаемся и садимся на кровать с железными спинками.
— Ты принимаешь мое предложение? — спрашивает он, хватая меня за плечи.
Я отбрасываю его руки и ухмыляясь отвечаю:
— А ты подумал, что именно ты можешь мне предложить? Мне, не женщине, а королеве? Эту бедняцкую комнату, в которой даже клопы взяты напрокат? Или самого себя, который никак не может найти хорошую работу?
— Но ты же любишь меня? — спрашивает он, снова хватая меня за руки.
— Конечно, люблю. Иначе я не приходила бы к тебе так часто, — отвечаю я и резко встав с кровати, подхожу к окну. — Я рождена совсем для другой жизни. Ты мне ее никогда не сможешь предложить, но я не могу тебя бросить, и мы с тобой не расстанемся, — говорю я, а немного спустя добавляю: — Пока не расстанемся…
Он сидит, понуро опустив голову, и я там абсолютно уверена в том, что он безумно в меня влюблен и страдает от того, какая недосягаемая женщина зашла мимоходом в его жизнь, но глядя отсюда я прекрасно вижу совсем другое. Он, вопреки моей уверенности в его пылкой любви, вовсе не испытывает ко мне таких возвышенных чувств, а будучи довольно-таки убежденным эгоистом, относится ко мне как к красивой, но трудно управляемой лошади, которая досталась ему когда-то по счастливой случайности. Он не любит меня, а только пользуется моей увлеченностью нашим романом, который завязался лишь благодаря моей неуемной жажде приключений. Ему все равно, что будет со мной, и как я буду жить, если решу с ним остаться. А предложение руки и сердца — это с его стороны только вялая попытка перейти к новому статусу «солидного мужчины», к которому рано или поздно, но он и так перешел бы с какой-нибудь другой женщиной, которая может быть нравилась бы ему чуть меньше, но была бы при этом более надежна.
— Знаешь, в этом воплощении я себе удивительно не нравлюсь, — сказала я, перестав рассказывать.
Мы сидели в его гостиной при свете свечей, почти как в ту ночь, когда я вспоминала свою первую «венецианскую» жизнь. Двери балкона были открыты и сквозь них, раздувая тяжелые занавески, в комнату залетали ароматы долгожданного лета.
— Не делай преждевременных выводов, — сказал он. — Когда вспомнишь чуть больше, то твое мнение скорее всего начнет меняться. Понимаешь, ты все равно останешься сама собою, и как бы ты не осуждала ту себя или была недовольна тем своим поведением, в сущности это только сожаления о каких-то скрытых или проявленных чертах твоего характера, которые являются частью тебя и не могут быть просто так выкинуты из твоей жизни.
— Ты хочешь сказать, что ее поведение там вполне могло бы оказаться моим, будь на то более подходящие обстоятельства?
— В общем, да. Если бы здесь тебя воспитывали немного иначе, и менталитет окружающих был бы несколько иной, то и твое поведение было бы более похоже на то, что ты сейчас видела.
— Но я совсем другая.
— Да, другая — в другом возрасте и в других условиях. Тем более что здесь ты имеешь опыт, приобретенный ее жизнью, а она такового не имела.
— Интересно, — задумалась я, — а кто все-таки был этот человек, который вот уже второй раз встречается на моем пути. Отчего-то я никак не могу вспомнить, кем он стал в моей нынешней жизни.
— Я думаю, что ты поймешь это чуть позже, а пока продолжай свой рассказ.
Я вижу свою квартиру и родителей. Глядя на них, мне становятся более ясны мои взгляды на жизнь, я понимаю, что в мире, где я родилась, приняты браки по расчету и заранее спланированные договоры о сватовстве. Видимо именно поэтому я и собираюсь остановить свой выбор на молодом человеке из зажиточной семьи, которому я буду подходить по моему происхождению.
Но пока я стою в своей комнате и рассматриваю себя в зеркало. «Я должна очень удачно выйти замуж, — думаю я, примеряя новое платье, — и осуществление моего плана я намечаю на ближайшие дни». Я сажусь на кровать и рассматриваю патефонные пластинки с танцевальными мелодиями. Я так люблю танцевать, что одно прикосновение к хрупким черным дискам, рождает в моей душе мелодии вальсов и фокстротов. «Пойду потанцую», — решаю я, и на цыпочках выхожу из комнаты.
Не знаю, сколько проходит дней или недель после этих картин. Теперь я вижу себя в обществе уже другого молодого человека, который, в отличие от предыдущего, говорит со мной не на немецком, а на нашем родном языке. Он ведет меня в гости к себе домой, где очарованная его дорого обставленной квартирой, я решаю во что бы то ни стало выйти за него замуж. Он кажется тоже совсем не против нашего союза, поскольку по характеру он довольно-таки расчетливый и практичный, а так как по уровню достатка, образования и некоторых наследственных черт, мы относимся к одному кругу, то этот брак может стать очень выгодным как для его, так и для моей семьи.