Он прилег на кровать. И глядя в едва освещенный потолок, задумался. Ее чувства? Пожалуй, что нет. В их взаимоотношениях он уделял внимание только себе, а ей — только если это косвенно касалось его интересов. В сущности, кроме фактов, о которых он знал из ее личного дела, да еще кое-каких мелочей, о которых она упоминала в разговоре, он ничего о ней не знал. А может, и не хотел знать, так как единственное, чем на самом деле он упивался — это то, как Анна воспринимала его самого. Да, она сама поставила его на пьедестал и безмолвно заявила, что он ее спаситель и любимый. И как только он осознал, какую роль он играет в ее жизни, в его душе произошел переворот. Он не любил Анну, но он обожал себя, себя — созданного ее умелым поведением. Он был для нее всем. А чем она была для него? Его страстью? Его лекарством? Воздухом, которым он дышал?
Вспоминая все это сейчас, он удивлялся, как она смогла так хорошо его узнать. Неужели в те три недели своих бесполезных разговоров в полутемном кабинете он сказал так много лишнего? Он вновь закрыл лицо руками. Она любила его, иначе просто не могло быть. Но была ли она таким уж ангелом?
Конечно, нет. Стоило ли говорить, что простое повиновение с ее стороны не могло бы до такой степени его приручить. Она могла сказать ему все — любую дерзость, глупость или грубость, но важно было то, как именно она это говорит. Она никогда не выходила за какие-то свои внутренние рамки интонации, жестов и выражений, которые позволяли ей, с одной стороны, говорить то, что она думает, а с другой стороны, никогда не травмировать его самолюбие.
Но, тем не менее, он долго не разрешал себе вступить с ней в связь. Они гуляли, ходили на танцы, но он никогда не приводил ее к себе, и не пытался прийти к ней сам. Хотя нет. Однажды они шли мимо ее дома, и он предложил к ней заглянуть. Но она стала говорить, что у нее беспорядок, что она не подготовилась его принять, что ей будет неудобно, и в итоге он отступил и больше не заводил разговор на эту тему.
Их отношения все больше и больше его затягивали. Ее объятья становились все более нежными, взгляд — все более влюбленным, голос — все более вкрадчивым. И однажды он устал сопротивляться.
В ту ночь он решился привести ее к себе и, чтобы как-то преодолеть неловкость момента, завел патефон и поставил одну из своих любимых песен. Анна была в восторге — они танцевали и обнимались. Музыка доиграла, и Анна подошла к патефону, решив перевернуть пластинку. Но он не дал ей этого сделать. Впервые он сам подошел к ней и, сильно обняв, стал целовать. Он решил дать свободу своим чувствам…
После той ночи в ее поведении ничего не изменилось, и их роман продолжал развиваться. А ее документы продолжали лежать в ящике его письменного стола.
В один из дней он пришел на работу и, войдя в здание, остолбенел — была какая-то странная суета. Из спутанных объяснений испуганного секретаря он понял, что ночью в каком-то месте чуть не загорелась проводка, точнее загорелась, но ее вовремя потушили. Теперь часть кабинетов затопило, и пришлось ломать двери. Но уже все позади, пожар был ликвидирован.
У него стало как-то нехорошо на душе, и он медленно поднялся на свой этаж. Уже издалека он увидел, что у открытой двери его кабинета сидит столяр и пытается что-то подтесать. Он бросился к этому дверному проему, недобро зияющему своей пустотой, и ворвавшись внутрь увидел именно то, что должен был увидеть — по полу расплылись грязные подтеки воды, окна были настежь открыты, письменного стола не было.
— Где мой стол!!!
Столяр испуганно поднял голову и пробормотал:
— Кажется, у Ивана Петровича.
Забыв все приличия, он без стука ворвался к начальнику.
— Иван Петрович, где все мои документы?
— Успокойся, успокойся, — как всегда отеческим тоном пробасил его начальник. — Не кипятись. Все документы в сейфе, где им и положено быть, а те бумажки, которые были в твоем столе, у меня. Кстати, там были какие-то дела, так я их уже отправил на дальнейшее рассмотрение, чтобы не возиться. А то знаешь, пока кабинета нет, очень сложно… Пусть там разбираются. Но ты, я вижу, расстроен?
— Но надо их вернуть, я еще не разобрался в них, я еще ничего не решил!
Тон начальника резко изменился:
— Ты, вроде как, считаешь, что вышестоящие товарищи должны ждать, пока ты решишь? Ты и так одно дело продержал полгода. Кажется, ты был хорошо знаком кое с кем? И кстати, почему ты не убрал эти документы на ночь в сейф?