— Иван Иванович, какими судьбами? Ну садитесь же, садитесь, милый друг, — ласково приветствовал Безбородко Содомов, указывая холеною рукою на свободный стул. — Вот, прошу любить и жаловать, мой старинный приятель, литератор, кстати весьма талантливый, — представил он своего соседа, с кислою миною встретившего появление Ивана. — Андрей Викторович Лебедев.
Сосед холодно кивнул головой.
— А вы-то здесь как, Иван Иванович? — спросил Содомов, пытливо разглядывая Безбородко. — Неужто тоже ищете иного? — задал он весьма странный вопрос.
Молодой человек не понял, о чем спросил его издатель, однако, памятуя о своем походе к княгине, предпочел делать вид, будто бы и вправду ищет иного.
— Да, — коротко сказал он. — А что тут заказывают?
Иван оглядел стол, на котором стояли чайники и чайные чашки, а также огромное количество всяческих сладостей, будто специально изготовленных для портних. Содомов и Лебедев лакомились сладостями и лениво оглядывали зал, явно выжидая чего-то.
К Безбородко подошел половой и молча поставил пару чаю и чайную чашку. Платон Николаевич дождался, покамест тот уйдет, и только тогда продолжил разговор:
— Жаль, что вы тогда с вечера быстро ушли. После вашего внезапного ухода началось самое интересное.
— Что же? — через силу сделал беззаботный вид Иван.
— Мы спорить о вас стали, — сказал Содомов, облизывая полные и несколько оттопыренные чувственные губы своего большого, словно у лягушки, рта. — Я, между прочим, отстаивал вашу точку зрения. В отличие от графа.
— А граф, он что? — осторожно спросил молодой человек, наливая чай мелко дрожащими руками.
— Граф? Да он все о власти говорил и о повелевании одного другим. Это ведь его, так сказать, конек. А вот мне ваши рассуждения о свободе чрезвычайно понравились, милый друг. Андрей Викторович, ты себе не представляешь, но Иван Иванович полностью за свободу, — обратился Содомов к соседу.
Литератор бросил на Ивана новый взгляд, полный холодного пренебрежения, и вновь устремил его ко входу в зальчик.
— Да, ныне уже многие толкуют о свободах, но все как-то не так, — сокрушенно заметил Платон Николаевич. — А ваше суждение мне сразу как-то в душу запало. Очень все точно говорили. От этого-то так и не понравились Григорию Александровичу. Но не стоит сокрушаться. Ему вообще никто не нравится, кроме него самого. А в вас сразу видно не только просветителя и либерала, но и радикально настроенного. Я тоже за полнейшую свободу! — неожиданно признался издатель, поглаживая с какой-то неприятной похотливой улыбочкой руки. — Чтобы было дозволено все. Вот моя философия и мое видение свободы.
— Да? — изумился Иван. — Но ведь я не в том плане. То есть я не то имел в виду. Знаете, я за свободу, но только лишь за свободу от деспотизма.
Лебедев коротко взглянул на Платона Николаевича и сокрушенно покачал головою. Издатель же в изумлении развел руками.
— А я-то думал, что вы сюда за иным пришли, — сказал он несколько сокрушенным и разочарованным тоном.
— Я, если говорить честно, пришел сюда по наущению старой княгини, — сказал Безбородко. — Это она мне подсказала, где вас искать.
— И зачем же я вам понадобился, милостивый государь? — нетерпеливо спросил его Содомов.
— Как вы знаете, граф Драчевский недавно женился. Так вот, он женился на моей невесте Лизавете Мякишкиной, кою я ныне разыскиваю. Чтобы вырвать из рук графа, — откровенно признался Иван.
Содомов повернулся к литератору:
— Вот видишь, Андрей Викторович, что я тебе говорил, Иван Иванович — из наших. Он хоть и не ищет иного, но к иному стремится. Так вы ищете Лизоньку, — вновь уже ласково обратился он к Безбородко. — Да. Девица, что называется, иное. Я вас понимаю. Беленькие локончики и овечье выражение лица — это все такой, знаете ли, шарман. Правда, уже несколько великовата, но еще вполне. Вполне, Андрей Викторович?
— Вполне, — скрипучим и противным голосом согласился с издателем Лебедев, не отрывая взора от входа в зальчик.