Селунэ, роняя слезы, появилась из-за облаков и заглянула в высокие окна. Комната озарилась чудесным призрачным светом. Гостиную украшали произведения искусства, привезенные из самых дальних уголков Фаэруна: картины из иссушенных солнцем земель юга, скульптуры из Мулхоранда, деревянные резные поделки эльфов из Высоколесья. В углах комнаты лунный свет тускло отражали доспехи воинов древности: одеяния эльфийского воителя, привезенные из развалин Миф Драннора, гномий пластинчатый доспех из Великой Расселины и два комплекта изукрашенных орнаментом церемониальных сембийских доспехов, чей возраст уже перевалил за несколько столетий. Все эти сокровища были гордостью коллекции Тамалона.
Когда-то были, поправил себя Кейл. Его господин умер, и теперь даже залы Штормового Предела казались мертвыми. Величественное тело из дерева и камня, лишенное души.
Кейл поглубже зарылся в свое любимое кожаное кресло и вновь обратился к невеселым думам. Сколько же вечеров он провел здесь, уткнувшись носом в книги, утоляя жажду то к литературе и языкам, то переключаясь на точные науки и поэзию прошлых лет? Сотни, наверное. Он проводил в гостиной не меньше времени, чем в собственных покоях.
Теперь все изменилось.
Книги и свитки, заполнявшие полки из орехового дерева, больше не приносили ему покоя, а картины и скульптуры не давали утешения. Повсюду, в каждой вещи Кейлу чудился дух его лорда и друга. Тамалон стал для него отцом, а не господином. Его отсутствие в доме было чем-то… недопустимым, неправильным. Словно у семьи вырвали сердце.
Кейл покачал головой, с трудом сдерживая слезы. Блуждая взглядом по гостиной, он обратил внимание на последнее приобретение Тамалона, сделанное им незадолго до смерти. Покупка расположилась на верхней полке: на небольшой подставке-треножнике покоилась идеально ровная прозрачная сфера из дымчато-серого кварца размером с кулак огра. Внутри кристалла сияли вкрапления алмазов и других драгоценных камней. Само воплощение хаоса, невероятное, поразительное олицетворение безумия. Тамалону сфера понравилась сразу. Лорд приобрел ее около месяца назад, вместе с другими диковинками, у Алкенена, эксцентричного и слегка сумасшедшего уличного торговца.
Кейл сопровождал своего господина в тот день, один из последних в жизни Тамалона. Утром они разыграли партию в шахматы, а вечером за кружкой эля обсудили неуклюжие заговоры семейства Талендар. Кейл улыбнулся светлым воспоминаниям и решил, что возьмет сферу с собой, когда покинет Штормовой Предел. Возьмет как сувенир, напоминание о старом лорде.
Не сразу понял он ход собственных мыслей. «Когда покинет Штормовой Предел». Когда же он решил уйти? И решил ли?
Эти вопросы не давали ему покоя, гнетущим грузом отягощая душу.
Кейл облокотился о колени и вдруг с удивлением понял, что держит в руках маску из бархата — священный символ Маска, Повелителя Теней. Как странно. Он всегда носил символ с собой, однако сейчас никак не мог припомнить, когда же достал его из кармана.
Вернув маску на место, он сплел пальцы и уставился в пол, отделанный твердой древесиной. А может, и правда пришло время уйти? Теперь, когда Тамалона не стало, главой семьи был Тамлин. И в услугах Кейла юный лорд не нуждался, Что еще оставалось тут для него?
Ответ возник раньше, чем Кейл додумал вопрос: Тазиенна, единственное, что еще удерживало Кейла в Штормовом Пределе.
Нахмурившись, он отмел прочь дерзкую мысль. Тазиенны здесь не было. По крайней мере, не было для него. Ее сердце принадлежало другому, руки обнимали другого, с другим она делила…
Кейл с раздражением покачал головой, пытаясь совладать с гневом. Он прекрасно знал, что злость не принесет ему ничего хорошего. Он любил Тазиенну вот уже многие годы, хоть и знал, что безответно. Она была дочерью благородного купца, а он — убийцей, изображавшим слугу. Однако понимать — не значит не питать надежд, пусть и самых слабых. Кейл наконец мог признаться себе, что все еще надеялся. Мечтал, что как-нибудь, хоть как-нибудь, они смогут быть вместе. И весь его рационализм не смог защитить сердце от ледяного клинка боли, когда Тазиенна вернулась домой из путешествия, ведя под руку Стеорфа. Одно лишь имя этого человека пробуждало в душе Кейла безумный гнев.
Пятнадцатью годами ранее он убил бы Стеорфа из одной лишь злобы. Мысль об этом затрагивала определенные струны в его душе.
Но Кейл более не обращал внимания на свои темные стороны. И этой переменой он был обязан Тазиенне.
Уже два года прошло, как он оставил ей письмо с одной лишь фразой. «Ai armiel telere maenen hir», — написал он тогда на эльфийском. «Мое сердце всегда будет принадлежать тебе».
Она так ни разу и не дала понять, что прочла его послание. Ни словом, ни даже взглядом. Они перестали встречаться по ночам в кладовой, за бокалом вина и долгими разговорами. По какой-то неизвестной убийце причине девушка отдалилась. Заглядывая в глаза Тазиенне, Кейл понимал, что она на него больше не смотрит. По крайней мере, смотрит не так, как раньше.
Она никогда не будет принадлежать ему, и, значит, пришло время уйти. Поместье Штормовой Предел угнетало.
Принятое решение теперь уже не выходило из головы. Кейл еще не знал, куда отправится, но не сомневался, что уйдет. Быть может, удастся убедить Джака присоединиться к нему.
Мысли о друге уняли гнев Кейла, на губах заиграла искренняя улыбка. Джак прошел с ним через столько всего, по сути, через все испытания Кейла. Вместе они сражались с зентами, упырями и демонами. И, что, наверное, было самым важным, именно Джак помог Кейлу услышать Зов Маска и обучил первым заклинаниям.
Конечно же, Джак пойдет с ним. Он был другом Кейла, единственным другом и совестью. А человек, будь он даже убийцей, не может отправляться в путь без своей совести. Казалось, их с Джаком связывали невидимые узы, общая судьба.
Кейл вновь улыбнулся. Он ведь не верил в судьбу. По крайней мере, так было раньше. Но, быть может, пришел к этой вере. Или еще придет. Да и могло ли быть иначе? Его бог призвал Кейла стать жрецом и сокрушить демона.
«Но я сам решил принять Зов», — напомнил Кейл самому себе.
На ум пришло его излюбленное понятие в гномьей философии — Korvikou. Гномы не придавали особого значения судьбе и верили в Korvikou, «выбор и последствия». Можно было даже сказать, что понятия «судьба» и «Korvikou» противопоставлялись друг другу, так же как Vaendin-thiil и Vaendaan-naes, так же как «быть убийцей» и «быть добропорядочным человеком, которого умертвили».
Кейл дотянулся до чаши на столике рядом с креслом и сделал глоток. Пятилетнее «Лучшее Тамалона», крепкое, красное и ароматное, напомнило убийце о чудесных вечерах, когда они с господином играли в шахматы за бокалом вина. В отличие от него, Тамалон искренне верил в судьбу. Старый Филин как-то сказал Кейлу, что человек может либо согласиться с судьбой и идти с ней рука об руку, либо отвергнуть и волочиться в одиночку. В тот вечер Кейл молча кивнул, лишь мимолетно подумав про себя, правильно ли Тамалон ухватил суть вопроса.
Сам убийца до сих пор был убежден, что выбор, сделанный человеком, обладал определенным смыслом. Если судьба и была предрешена, то человек все равно сам определял собственную жизнь, принимая те или иные решения. Судьба лишь создает общий рисунок, но именно выбор определяет детали. Так, например, по воле рока человек стал фермером, но ведь фермер сам решал, какие растения выращивать. Судьба велит стать воином, но лишь воин решал, в каких битвах сражаться.
Кейлу нравилась такая трактовка. Судьба сделала из него убийцу. Но ему, и только ему решать, кого, когда и почему убивать, и убивать ли вообще.
Он поднял бокал, мысленно произнеся тост в память Тамалона Ускеврена: «Мой господин, мне будет тебя очень не хватать».
Конечно, он будет скучать и по остальным членам семьи Ускевренов, и по башням Штормового Предела. Но все равно покинет их. С этой минуты Кейл будет служить лишь одному господину.