— Сила делает у вас восхищение?
— Да! Я восхищаюсь силой! — подхватил Зюндер. — Сила, как и энергия, — основа всего. Нет порядка без власти, и нет власти без силы.
— Сила часто переходит в насилие, а насилие вызывает новое насилие.
— И побеждает тот, чья сила оказывается сильнее! — провозгласил Зюндер с торжествующим блеском прозрачно-светлых глаз, точно он впервые открыл неведомую до сих пор истину.
— Это есть правда, — не спеша согласился Хэмпсон. — Победа всегда на той стороне, которая сильнее.
С наступлением сумерек в вагоне вспыхнул яркий свет, и теперь, чтобы рассмотреть поселки, рощицы и поля, бегущие навстречу поезду, надо было прижимать лицо к стеклу, загораживая его ладонями от света. Все чаще громыхали мосты, переброшенные через железные дороги и шоссе, в густеющем мраке все чаще появлялись россыпи огней: начинались пригороды Берлина. Залитые светом оживленные улицы возникали у самого полотна, чтобы тут же исчезнуть, с шумом проносились пригородные станции и платформы с немногими пассажирами, желавшими попасть в столицу.
Чем дальше, тем ярче разливалось море огней. На стенах и крышах освещенных домов, как клеймо завоевателей, зловеще чернела свастика. Над тротуарами свисали большие красные полотнища, в белых кругах которых, как жирные пауки, распластались свастики. На темных фронтонах больших казенных зданий высвечивались электрическими лампочками слова: «Ein Volk, ein Reich, ein Führer» («Единый народ, единая империя, один фюрер»).
Хэмпсон, узнав, что его русские спутники проведут несколько дней в Берлине, захотел непременно встретиться с ними и пригласил обоих пообедать или поужинать. Елене понравился обходительный и симпатичный англичанин, и она, опередив Антона, согласилась:
— Хорошо… А как мы встретимся?
— О, это очень легко! — обрадованно воскликнул Хэмпсон. Достав визитную карточку, он написал на ней номер своего телефона и подал Елене. — Только дайте мне звонок, и я найду вас.
Показалась темная от копоти крыша вокзала, она надвигалась на поезд, как огромный футляр. Поезд остановился. Антон и Елена, стоя рядом в коридоре, почти щека к щеке, приникли к окну. Вдоль широких платформ, разделенных канавками путей, тянулись на уровне вагонных окон длинные вывески: «Ost Bahnhof» — «Восточный вокзал». На перроне толпились встречающие, среди которых Антон сразу увидел Тихона Зубова. Его непокрытая кудрявая голова вызывающе возвышалась над шляпами, шляпками и форменными фуражками. Антон просил Володю Пятова встретить в Берлине и ожидал увидеть именно его, а не Тихона. Вероятно, Пятов не смог приехать на вокзал и прислал их общего друга. Антон бросился к выходу, все еще занятому фольксдойче, стоявшими в затылок друг другу. Бормоча: «Битте ум энтшульдигунг! Битте ум энтшульдигунг!» «Прошу прощения!» — Антон проскользнул мимо них и выскочил на платформу.
Тихон обрадованно стиснул его плечи, похлопал по спине мощной пятерней и немного отстранил от себя, чтобы лучше рассмотреть друга, которого не видел почти два года. Высокий, худой, с длинной, иссеченной морщинами шеей и плоской грудью, Тихон казался с первого взгляда нездоровым. Но его худое лицо покрывал плотный загар, глаза под густыми бровями сверкали жизнерадостно и насмешливо, буйным кудрям было тесно на его голове, они непокорно топорщились, и никакие гребенки и щетки не могли совладать с ними.
Коротко расспросив Антона о дороге, он объявил, что повезет к себе и оставит жить до тех пор, пока путешественник не отправится дальше: таков был приказ Галки, суровый нрав и гостеприимный характер которой Антону были известны.
— Я не могу поехать к вам, — смущенно сказал Антон. — Понимаешь, я не один… Со мной… Со мной дама…
— Дама? Так это же великолепно! И Галка и я с удовольствием примем твою жену. Это Катя Дубравина?
— Нет, это не Катя, — пробормотал Антон. — Кате отец не позволил поехать со мной…
— И ты решился прихватить другую? — спросил Тихон с удивлением и насмешкой.
— Да нет же! Нет! — торопливо воскликнул Антон. — Это не моя жена. Совсем чужая женщина, которую я встретил только в поезде. Она тоже едет в Лондон.
— А-а-а… — облегченно протянул Тихон. — Раз чужая жена — чего же тебе волноваться?
— Знакомых у нее в Берлине нет, и немецкого языка она не знает.
— Не пропадет твоя дама, — заверил Тихон. — Консульские ребята знают, что делать.
— Она просила не бросать ее, и я обещал…
Тихон внимательно всмотрелся в лицо друга и решительно произнес:
— Дьявол с ней! Отвезем ее в гостиницу, устроим. Лады?