Воинская служба, которою каждый здоровый гражданин был обязан своему государству, длилась в Афинах 42 года: с 18 до 60. Первые два года юноши (эфебы) находились на казарменном положении — получали обязательную военную подготовку и несли караульную службу в пределах Аттики; мужчины в возрасте от двадцати до пятидесяти образовывали „запас первой категории“ и в любой час могли быть мобилизованы для заграничного похода; наконец, самые старшие, „ветераны“, призывались только для защиты собственно Аттики; вместе с эфебами и метеками они составляли своего рода „национальную гвардию“, или, скорее, „территориальное войско“. В начале Пелопоннесской войны общая численность афинской армии была около 30 000 человек...
Итак, Демосфен разместил большую часть своих людей внутри укрепления, чтобы отражать атаки с суши, а сам с шестьюдесятью гоплитами и десятком лучников спустился на берег, в единственном месте, где можно было ожидать высадки вражеского десанта. Приступ начался. Несмотря на многократное численное превосходство, лакедемоняне не имели успеха. Особенно позорной была неудача, постигшая штурм с моря: сорок три корабля, разбившись на группы (потому что все разом приблизиться не могли — очертания береговой линии не позволяли), беспрерывно, волна за волною, пытались сбить с позиции горстку афинян — и не могли. Командир одного из судов, Брасид, видел, что многие рулевые не решаются подойти к берегу, боясь расколоть свой корабль о камни; он закричал, что нечего щадить неприятеля из жалости к бревнам: пусть погибнут все корабли — только бы изгнать захватчиков! Своего рулевого он заставил причалить и сам бросился к сходням, но сойти на сушу не успел: весь израненный, он был отброшен назад и упал без чувств на носу, а его щит соскользнул с руки (левую руку воин продевал в специальную скобу на тыльной стороне щита) и свалился в воду. И хотя потеря щита считалась страшным бесчестием, героизм Брасида оказался для спартанцев единственной отрадою в этом проигранном сражении.
Основным типом военного корабля у греков была триера, т. е. судно с тремя рядами весел. Длина его — примерно 50 м, ширина — меньше 7 м, осадка — около 2 м, водоизмещение — около 250 т. Триеру строили из ели, только киль был дубовый; носовая его часть, совсем прямая, выступала далеко вперед, образуя подводный таран, нередко окованный железом, и силуэт носа, в отличие от новых времен, напоминал вогнутую дугу или рыло кабана; это сходство усугублялось парою громадных глаз, которые изображали по обеим сторонам корпуса. Сзади киль изгибался гусиной шеей, поднимаясь до уровня палубы. Корпус обильно смолили: постоянный эпитет для корабля — это „черный“. Единственную мачту ставили лишь тогда, когда хотели поднять парус, тоже единственный. Но ветер служил лишь вспомогательным двигателем: основным (а на виду у неприятеля и, тем более, во время битвы единственным) были весла. Команда гребцов насчитывала 170 человек: 62 в верхнем ряду (длина весла около трех метров, труд самый изнурительный) и по 54 в среднем и нижнем; гребцы нижнего ряда работали веслом 1,6 м длиною. Роль уключины исполняла ременная петля. И веслом, и петлею, и кожаной подушкою, предохранявшей ягодицы от потертостей и мозолей, гребец должен был обзавестись за собственный счет. При слаженной и сильной команде триера могла развивать скорость до 10 узлов (18,5 км/ч). Общая численность экипажа триеры — около 200 человек, включая командира (триерарха), рулевого (кормчего), младших офицеров и десяток „морских пехотинцев“ в тяжелом вооружении — защиту корабля на случай абордажного боя. В дальних экспедициях к этому десятку добавлялся отряд гоплитов — для боевых действий на берегу.
Должность триерарха требовала не столько умения в морском деле, сколько большого состояния, потому что триерарх получал от государства лишь корпус судна с мачтою, об оснащении же, ремонте, наборе экипажа, снабжении корабля всем необходимым, чтобы триера могла выйти в море в любой миг, заботился сам. Правда, жалование морякам платила казна, но триерархи очень часто щедро приплачивали от себя, и в первую очередь — кормчим, от искусства которых зависел успех битвы, потому что основою морской тактики была маневренность. Хороший кормчий умел расстроить боевую линию врага, а затем, прорвавшись внутрь неприятельской эскадры, врезаться тараном в борт противника. Умел он и превратить чужую триеру в беспомощную скорлупку: идя вдогонку параллельным курсом, гребцы разгоняли корабль, потом мгновенно убирали весла и кормчий проводил судно впритирку к вражескому борту, ломая носом весла.