Так тянулось уже часа два или три, когда внезапно в накрывшей Бирюлево тишине эхо разнесло легкие, еле слышные шаги. Посредине омертвевшей улицы появилась девочка в драных джинсах и стоптанных кроссовках, давно утративших свою белизну.
Девочка жевала жвачку, куталась в потрепанную розовую курточку и шмыгала покрасневшим носом, втягивая сопли. Не то чтобы она мучалась от простуды, скорее это просто была аллергия на холод.
Серые глаза девочки слезились от встречного ветра, и ей приходилось периодически вытирать их грязной ладонью. При этом она зорко поглядывала вокруг, словно пыталась разглядеть кого-то за закрытыми дверями подъездов.
Никого не обнаруживая, девочка выплевывала надоевшую жвачку и, натянув капюшон, с каким-то брезгливо-равнодушным выражением на лице продолжала свое одинокое движение с только ей ведомой целью.
Фархад Нигматуллин проследил, как розовый муравейник исчез в конце темного уличного ущелья, и, поежившись от вновь охватившего его озноба, отпрянул от окна. Одновременно какой-то мучительный, полузвериный стон вырвался из его плотно сжатого рта.
Фархаду было холодно, отчаянно холодно. Этот холод возникал даже не от рвущегося в щели ветра, он шел откуда-то изнутри. Причем зябкость его отнюдь не была врожденной, проявляться стала где-то несколько лет назад и с тех пор росла неуклонно с каждым годом, доставляя Фархаду массу отвратительных переживаний. Никакое теплое белье ему при этом не помогало, и бороться с постоянно растущим холодом становилось все тяжелей.
Но самый ужас и парадокс его жизни состоял в том, что при таком донельзя выматывающем холоде Фархаду все равно безумно хотелось открыть окно. И он совершенно ничего не мог поделать с этим раздирающим его на части желанием.
Скрежеща зубами, Фархад заставил себя отойти от темного стекла и, издав еще один такой же отчаянный, звериный звук, рухнул на свою узкую кровать, забился под одеяло и, трясясь от лихорадочного озноба, невероятным усилием воли заставил себя не думать об этом злосчастном окне.
Спустя минут двадцать ему все же удалось кое-как согреться, и он наконец задремал.
10. Зуд
Почти одновременно на другом конце Бирюлево неожиданно проснулся Никита Бабахин. Теперь он сидел на постели, очумело всматривался в темноту и с трудом осваивался в новой реальности.
Уж слишком явственно приснилась ему крупная звериная голова, с непонятной усмешкой уставившаяся на него маленькими глазками. Мало того, Никита помнил, как голова придвинулась к нему почти вплотную, так, что он почувствовал тяжелое, горячее дыхание. При этом приоткрылась темная, усыпанная двумя рядами острых зубов медвежья пасть, и оттуда внезапно высунулся длинный, розовый, влажный язык. Он смачно облизал узкую лохматую морду и почти мгновенно исчез. Пасть закрылась.
Никита вздохнул и откинулся на подушку, прислушиваясь к себе. И почти тотчас его начал мучить зуд. Медленно, но верно распространялся по всему телу, от шеи до самых пальцев ног.
В последнее время проклятая чесотка возникала все чаще, причем всякий раз посреди ночи. Никита даже начал подозревать, что у него желтуха, поскольку знал, что чесотка появляется именно при желтухе. Хотя желтуха — болезнь детская, а он уже лет тридцать как вышел из детства. В любом случае, давно надо пойти к врачу.
Никита начал энергично скрести ногтями по зудящему телу. Это приносило мимолетное облегчение, и вообще-то лучше было этого не делать, зуд только увеличивался в результате. Но просто лежать неподвижно, терпеть жуткую чесотку не хватало никаких сил. Нет, надо завтра же обязательно идти в поликлинику!..
Промаявшись таким образом некоторое время, Никита вдруг с радостным удивлением обнаружил, что зуд исчез так же внезапно, как и начался.
Полежав немного с открытыми глазами, он убедился, что не ошибся: тело больше не чесалось. И тут же осознал, что к врачу он завтра тоже не пойдет.
Чесотка подождет, один день ничего не изменит. Завтра образовалось куда более важное дело.
Завтра ему просто необходимо еще раз сходить в зверинец.
11. Фроттист
Не спал и Кирилл Латынин. Его настолько выбил из колеи неожиданно возникший и сулящий решительные перемены в судьбе шанс, что о сне не могло быть и речи.
Промаявшись час с лишним с безмятежно посапывающей рядом Светкой, Кирилл в конце концов не выдержал и, пристроившись поудобнее, нежно, но в то же время и настойчиво привлек ее к себе и ловко просунул горячее колено между ног любимой.