После памятного гололеда снегопады прекратились надолго. Майк жалел, что битва на снежках так и не состоялась, и утешался только приближающейся поездкой на побережье. Но проходили недели, а дожди не заканчивались.
Приближался весенний бал, на который по традиции девушки приглашают парней. Мне позвонила Джессика и попросила разрешения пригласить Майка.
– Так ты правда не против? Значит, не собиралась пригласить его сама? – допытывалась она, услышав, что я нисколько не возражаю.
– Нет, Джесс, я вообще не пойду, – заверила я. Танцы – не мой конек.
– Приходи, будет весело! – сказала она без особого пыла, больше для очистки совести. Я уже давно догадалась, что она общается со мной скорее из-за того, что я популярна, чем потому, что ей искренне нравится моя компания.
– Вот и повеселишься вместе с Майком, – обнадежила я.
На следующий день на тригонометрии и испанском я с удивлением отметила, что Джессика как-то странно неразговорчива. До другого корпуса мы дошли в полном молчании. Я не рискнула спросить, в чем дело, – вдруг Майк отказал ей?
За обедом я укрепилась в своих подозрениях – Джессика села как можно дальше от Майка и воодушевленно защебетала с Эриком. Вопреки обыкновению, Майк молчал.
И на урок он сопровождал меня молча, а смущенное выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Но о случившемся он заговорил лишь в классе, когда я заняла свое место, а он пристроился на краю моего стола. Как обычно, я остро ощущала присутствие Эдварда – совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, но такого далекого…
– Знаешь… – начал Майк, глядя в пол, – Джессика пригласила меня на весенний бал.
– Здорово, – я изобразила радость и воодушевление. – С Джессикой тебе будет весело.
– М-да… – он осекся, увидев, что я улыбаюсь. Моя реакция расстроила его. – Я сказал ей, что подумаю.
– О чем же здесь думать? – укоризненно спросила я, втайне радуясь, что он не отказал ей сразу.
Он вспыхнул и опустил глаза. Сочувствие к нему поколебало мою решимость.
– Я просто подумал… а вдруг меня пригласишь ты.
Я помолчала, ругая себя за внезапный прилив угрызений совести. И вдруг краем глаза увидела, как Эдвард в задумчивости повернул голову в мою сторону.
– Майк, ты должен принять приглашение Джессики, – сказала я.
– Ты уже пригласила кого-то?
Заметил ли Эдвард, как Майк стрельнул в него глазами?
– Нет, – ответила я, – на бал я вообще не пойду.
– Почему?
Мне не хотелось объяснять, что представляют собой танцы в моем исполнении, и я наскоро придумала отговорку.
– В ту субботу я еду в Сиэтл, – объяснила я. Мне все равно пора сменить обстановку, а тут как раз подвернулся случай.
– А в другие выходные съездить нельзя?
– К сожалению, нет, – ответила я. – Так что не заставляй Джесс ждать, это невежливо.
– Ага, верно, – промямлил он и вернулся на свое место удрученный. Я закрыла глаза и прижала пальцы к вискам, стараясь вытеснить из головы угрызения совести и сочувствие. Мистер Баннер обратился к классу, я вздохнула и открыла глаза.
И обнаружила, что Эдвард смотрит на меня с любопытством и уже знакомым оттенком раздражения, более очевидным теперь, когда его глаза стали черными.
В удивлении я уставилась на него в упор, ожидая, что он сразу отвернется. Но вместо этого он продолжал впиваться в меня пристальным взглядом. О том, чтобы отвернулась я, не могло быть и речи. У меня задрожали руки.
– Мистер Каллен! – вызвал учитель, ожидая ответа на вопрос, который я прослушала.
– Цикл Кребса, – ответил Эдвард, нехотя переводя взгляд на мистера Баннера.
Едва улизнув от его взгляда, я уставилась в учебник, соображая, на чем мы остановились. Как обычно, я трусливо свесила волосы с правого плеча, прикрывая лицо. Невероятно, насколько мощная волна эмоций накрыла меня только потому, что впервые за шесть недель Эдвард соизволил взглянуть на меня. Нельзя настолько поддаваться его влиянию. Это выглядит жалко. Не просто жалко – опасно.
Я изо всех сил старалась не думать о нем, и когда наконец раздался звонок, отвернулась и принялась собирать вещи, уверенная, что он, как обычно, молча выскользнет из класса.
– Белла!
Почему этот голос кажется таким знакомым, словно я знаю его не какие-нибудь несколько недель, а всю свою жизнь?
Я медленно, нехотя повернулась, опасаясь выдать свои чувства при виде его абсолютно безупречного лица. Когда я наконец повернулась, мое лицо было настороженным, а его – непроницаемым. Он молчал.
– Ну, что? Мы снова разговариваем? – не выдержав, спросила я, и этот вопрос прозвучал почти капризно.